Скрутон, Р. Дураки, мошенники и поджигатели: Мыслители новых левых / пер. с англ. Н. Глазкова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2021. — 440 с. — (Политическая теория).

Роджера Скрутона характеризуют как «самого совершенного консерватора в Англии со времен Эдмунда Берка». Большую часть жизни Скрутон преподавал в Биркбек-колледже в Лондоне, сейчас преподает в американских и шотландских университетах, очень много пишет – выпустил более 50 книг и неисчислимое множество публицистических статей.

Возведенный в 2016 году в рыцарское достоинство, сэр Роджер предпринял попытку обосновать все классические британские аристократические ценности на современном философском уровне, так сказать противопоставить столь любимый в мире идеал «Джеймса Бонда» пропагандируемому современными леваками неухоженному гею пакистанского происхождения. Один из нашумевших недавних текстов философа так и называется «В защиту элитизма», где он последовательно проводит аристократический принцип.

Поэтому среди книг Скрутона есть, к примеру, книги об охоте (он сам – страстный охотник на лис), об искусстве пить вино, о музыке (и отдельно о Вагнере), о сельской жизни в английском поместье, о чае и крикете, об архитектуре, о красоте, о сексе, но и книги в защиту сакрального начала и англиканской церкви, и, конечно же, о началах консервативной философии, каковая, по мере распада старой доброй Англии занимает в творчестве философа всё большее место. Иными словами, Скрутон воплощает в себе английский стиль как он есть.

Однако было бы ошибкой считать британского философа баловнем судьбы и аристократом. Да, с нашей колокольни можно ему просто обзавидоваться, но, по западным меркам, вся интеллектуальная биография Скрутона – это история парии, изгоя, человека, которому не было и не могло быть места в западной академической среде, полностью оккупированной левыми.

Родившийся в 1944 году (поколение «Битлз») в семье манчестерского учителя из рабочей семьи, Скрутон окончил Кембридж и оказался на практике во Франции, где очутился в самой гуще «красного мая» 1968 года. Посреди погрома и содома, творившихся тогда на парижских улицах он и ощутил себя впервые консерватором, противником «всего этого».

«На узкой улице под моим окном студенты громили и били всё вокруг. Стеклянные окна магазинов казалось отступали, дрожали одну секунду, потом становились призрачными, поскольку отражения покидали их, и они падали зазубренными осколками на землю. Машины поднимались в воздух и падали на бок, их соки текли из невидимых ран. Воздух был наполнен торжествующими криками, уличные фонари были вырваны из земли и водружены на баррикаду перед полицейским фургоном.

Фургон… осторожно выехал с улицы Декарта, остановился и извергнул из себя множество испуганных полицейских. Их приветствовали летящие булыжники и несколько полицейских упали на землю. Один перевернулся на спину, сжимая лицо ладонями, из-под которых струилась кровь. Раздался восторженный крик со стороны баррикады, раненного полицейского несли в фургон, а студенты бежали по улице, смеясь и продолжая швырять булыжники» – нарисовал он картину тех дней в эссе «Почему я стал консерватором».

Совсем другие чувства вызывал у него главный враг протестующих, генерал де Голль, привлекательный образец истинного национализма, в мемуарах которого молодой англичанин вычитал слова: «Всю мою жизнь мной владела одна идея — Франция». Патриотизм де Голля и разрушительство леваков «были связаны как «да» и «нет», утверждением или отрицанием национальной идеи. Согласно взглядам голлистов, нация определяется не институтами или границами, но религией, языком и культурой; во времена смут и войн именно эти духовные вещи должны быть защищены и восстановлены» – отмечал Скрутон и пришел к убеждению, что он на стороне старого генерала и таких как он, а не на стороне Сартра, Фуко, Дерриды, Кон Бендита и прочих.

Когда Скрутон начал работу в Лондонском Брикбек-колледже там был «только один консерватор и это была Нунция — Мария Аннунцита — дама из Неаполя, которая подавала еду в профессорской столовой и которая специально вызывала гнев лекторов тем, что обвесила свою стойку фотографиями Папы Римского». Молодой философ решил стать вторым – в 1974 он основал Группу Консервативной Философии, в основу которой легли идеи отца британского и европейского консерватизма – Эдмунда Бёрка, знаменитого критика Французской Революции.

Прежде всего, у Берка Скрутон нашел отрицание рационального планирования общества, утверждение невозможности «великих целей». Люди объединяются только на войне для самозащиты, а заставлять их тянуть лямку прогресса и, тем более, утверждать, что левые идеологи точно знают в чем прогресс состоит – глупость. Тут, конечно, все сложнее, чем представляется Скрутону, – на самом деле Берк не отрицал прогресса как накопления позитивных изменений и достижений в обществе, но они должны быть естественными, основанными на сохранении уже достигнутых результатов, а не подчиненными революционныму принципу разрушения «до основанья, а затем». Революционеры же понимают прогресс прежде всего как разрушение и нагромождение утопий, а не как созидание.

Другие аргументы Берка против революции так же легли в основу философии Скрутона. Это защита авторитета, который лежит в основе реальной организации общества и требует послушания. Без этой связки авторитет-послушание общество попросту не работает.

«Абстрактная, нереальная свобода либерального разума была ничем иным, как детским непослушанием, которое выливается в анархию. – отмечает Скрутон, – Эта идея вызвала у меня восторг, поскольку я понял, что я увидел в 1968 году. Но когда я выразил её в своей книге «Смысл консерватизма», опубликованной в 1979 году, я разрушил всё, что осталось от моей академической карьеры».

Далее, на беркианском учении о предрассудках как об условии добродетели Скрутон развил собственную теорию. Большинство наших глубоко рациональных жизненных убеждений в нашем самощущении и практике выражают себя как иррациональные предрассудки. Мы боимся, не хотим, или хотим некоторых вещей, закрепляем это в коллективные представления. И если требовать рационального обоснования этих предрассудков, они, скорее всего, рассыплются. Однако практика показывает нам, что вместе с рассыпавшимся предрассудком, рассыпается и нормальная социальная адаптация, разрушается само общество, которое почему-то не хочет стоять на «строго рациональных основах».

Самый впечатляющий пример – сексуальная мораль. На протяжении столетий она в большинстве обществ строилась на стыдливости, табу, скрытности особенно в том, что касалось добрачных отношений мужчины и женщины. Иногда эта строгость казалась излишней и даже лицемерной. Но вот, в ХХ веке сексуальную мораль перестроили на рациональных основаниях, исходя из принципа свободы индивидуального выбора. И что же? Рухнуло доверие между полами и репродуктивный процесс остановился, а «свободный секс» на глазах одного поколения превратился в «изнасилование постфактум», «харрасмент» и «миту». Предрассудки, оказалось, были умнее и адаптационно полезней для человека как индивида и вида, чем мнимая рациональность.

Наконец оригинальную интерпретацию Скрутон дал ключевому тезису беркианского консерватизма, пониманию общества как партнерства между живыми, умершими и не родившимся. Все революционные доктрины, начиная с Руссо, базируются на принципе «диктатуры живых», разрушающих наследие ушедших и растрачивающих наследство будущих. Принцип наследственности, преемственности, традиции, по Скрутону, – это единственная гарантия связанности общества во времени. Тот факт, что живые уважают волю и дело умерших – тех, кого уже нет, это единственная гарантия для тех, кто ещё не родился, что будут уважены и их интересы.

Казалось бы, идеи Скрутона должны были быть востребованы в 1980-е, когда у власти находились консерваторы во главе с Маргарет Тэтчер. Однако рыночный фундаментализм Тэтчер и социальный консерватизм Скрутона не совпадали. Он, уважал «дочь бакалейщика» за её решительное неприятие коммунизма, за евроскептицизм и за то, что Фолклендская война заставила британцев ощутить чувство гордости, но совсем не разделял культа успешного среднего класса, который думает только о пополнении своего банковского счета. Тэтчер заявляла «Общества не существует». Скрутон, напротив, постоянно напоминал, что единственное, на чем держится консервативная партия в Британии – это чувство «мы» простых людей.

«Не все эти люди являются средним классом, не все процветают, не все привержены мысли, что экономика есть единственная ценность. Когда политики обращаются к ним с вопросами «Как нам восстановить экономику?», «Как нам реформировать систему образования?», «Как нам наиболее справедливо обеспечить пенсионеров?», единственное слово, которое имеет к ним отношение, это «мы». Кто «мы» такие? что объединяет нас? как нам оставаться вместе и продолжать нести бремя принадлежности к сообществу? Ведь консерватизм – это проблема национальной идентичности. И только в контексте первого лица множественного числа все подобные вопросы (включая экономические) имеют смысл и доступны для обсуждения в рамках демократии».

Скрутон охотно отвечает на популярные вопросы – экологии, прав животных и т.д. – и его ответ неизменно остроумен и консервативен. Например на идею наделить животных гражданскими правами он дал последовательный и убийственный ответ: Гражданские права могут быть только у того, кто способен разумно исполнить гражданские обязанности. Животное не может платить налоги, пойти на войну, голосовать, мало того, от него нельзя даже требовать соблюдения уголовных законов, хищники не могут не убивать, а значит никакими правами животное обладать не может.

Тот же принцип Скрутон, и это особенно выбесило леваков, применяет и к мигрантам. Он отмечает, что большинство мигрантов прибывает в Европу из стран, где не существует нации в европейском смысле слова, где социальная солидарность людей основана на верности своей малой общине или же исламской умме. И, разумеется, не зная, что такое европейская нация, эти мигранты не могут в неё влиться, стать её частью, сохраняют полную приверженность своим культурам, от локальной деревенской до глобального джихада. Поэтому рассчитывать, что мигранты могут просто приехать и влиться в европейские общества нет никаких оснований – и левацкие деятели это отлично знают. Мигранты нужны им не для того, чтобы пополнить европейские нации, а для того, чтобы их разрушить.

Скрутон последовательный британский националист и защитник европейских ценностей, понимающий Европу не как «Евросоюз для мигрантов», а как уникальную цивилизационную идентичность, разрушаемую толерантностью и нашествиями. Многими он воспринимается как идеолог правого сопротивления в Европе и Брэкзита (хотя, в отличие от большинства европейских правых кажется не испытывает никакой симпатии к Путину, да и о России практически не говорит – что поделать, русофобия у «джентльменов» в крови). И именно поэтому, с целью уничтожить столь важный для правых интеллектуальный авторитет, и развернута нынешняя кампания травли, перед которой слабое правительство Мей по сути капитулировало.

Скрутон чрезвычайно неудобен тем, что последовательно, при этом с английским парадоксальным юмором, защищает принцип единства и объективности истины. «Авторы, которые утверждают, что истины не существует, или она относительна, тем самым предлагают не верить им самим. Так и не верьте!» – иронизирует Скрутон, невольно оказавшийся сейчас в роли другого защитника объективной истины, Сократа.

В 2015 году Скрутон выпустил книгу «Дураки, мошенники и поджигатели: мыслители новых левых» в которой буквально по косточкам разобрал ключевые для левацкого дискурса фигуры, такие как Дьёрдь Лукач, Юрген Хабермас, Жак Лакан, Жан Поль Сартр, Луи Альтюссер, Жак Деррида, Славой Жижек, Эрик Хобсбаум и другие. В этой книге Скрутон вынес настоящий приговор левому либеральному дискурсу, показав его тоталитарный по природе характер:

«Люди, заменившие истину консенсусом, без промедления отличают верный консенсус от ложного. И верный консенсус неизбежно оказывается на «левой стороне». Поэтому, когда Рорти говорит «мы», он решительно исключает всех консерваторов, традиционалистов и реакционеров. Только либералы могут принадлежать к «мы»; точно также, только феминистки, радикалы, гей-активисты и антиавторитаристы могут использовать деконструкцию; только противники «власти» могут использовать техники морального саботажа, разработанные Фуко; и только «мультикультуралисты» могут использовать критику ценностей Просвещения Эдвара Саида. Неизбежный вывод таков, что субъективизм, релятивизм и иррационализм служат не для того, что включить все мнения, но строго для того, чтобы исключить мнения людей, верящих в старые авторитеты и объективные истины…

После идентификации вас как «правого» вы оказываетесь вне области аргументов; ваши взгляды иррелевантны, ваша личность дискредитирована, ваше присутствие в мире ошибка. Вы не оппонент, с которым можно спорить, но болезнь, которую нужно избегать. Таким был мой опыт и таков опыт всех диссидентов, которых я знаю. Если книги правых авторов и замечаются левыми рецензентами (а в академическом мире левачество рецензентов — норма), то лишь для того, чтобы отправить их в корзину».

Осенью 2017 Скрутон «засветился» в качестве одного из соавторов «евроскептического» философского манифеста: «Европа, в которую мы можем верить», который вызвал ответную волну либеральных истерик, включая одиозный январский манифест либералов «Боритесь за Европу», написанный обагрившим руки в крови жителей Донбасса Бернаром Анри Леви, и подписанный такими показательными персонажами как Светлана Алексиевич.

В XXI веке Сократа не напоили бы цикутой, а всего лишь подняли бутылку шампанского (именно так, бутылку, из горла) за удачно провернутую провокацию по его увольнению с должности правительственного советника. Подобным образом поступил левацкий журналист Джордж Итон после того как своим интервью в журнале «New statesman» сумел нанести удар по репутации британского философа-консерватора сэра Роджера Скрутона.

Крупнейший британский интеллектуал и один из самых видных живущих ныне консервативных мыслителей дал по старой памяти интервью журналу, в котором когда-то писал колонки о том, как научиться разбираться в вине. Темой обсуждения была политика и Скрутон выложил интервьюеру всё, что думает, а думает он не вполне политкорректные с точки зрения современной западной толерантной повестки вещи.

Что же именно сказал Скрутон?

Что термин «исламофобия» придумали активисты тесно связанной с террористами организации «Братья мусульмане» (признана Верховным судом РФ террористической организацией), чтобы замять обсуждение подлинных проблем, связанных с развернутым исламскими фундаменталистами террором.

Что коммунистическое правительство делает из китайцев одинаковых роботов.

Что премьера Венгрии Виктора Орбана нельзя осуждать за его антимигрантскую политику, так как «венгры были чрезвычайно встревожены внезапным вторжением огромных племен мусульман-кочевников с Ближнего Востока».

Что травлю венгерского премьера ведет международная империя одиозного финансиста Джорджа Сороса и именно Сорос пытается представить противостоящего ему Орбана «антисемитом».

Иными словами, Скрутон говорил очевидные и общеизвестные в свободной части мира, будь то Россия, Венгрия или сегодняшняя Италия вещи. Не то в Британии.

Журналист превратил интервью в серию «твитов», где отдельные высказывания, вырванные из контекста и в самом деле звучали довольно оскорбительно.

Например высказывание Скрутона о Соросе было подано Итоном так: «О венгерских евреях: «любой, кто думает, что империи Сороса нет в Венгрии, просто не знаком с фактами». Всем понятно, что Скрутон говорил о финансовой империи Сороса – крысеныш пера создал у читателей впечатление, что Скрутон называет «империей Сороса» еврейское население Венгрии.

Или: «Роджер Скрутон о китайцах: «Каждый китаец – это своего рода копия другого китайца и это очень страшно». Позднее Итона вынудили признать, что, «по соображениям места», он сократил подлинные слова: «Они создают роботов из своих собственных людей, так как всеми способами их ограничивают. Каждый китаец – это своего рода копия следующего, и это очень страшно».

После того как пришло сообщение об увольнении Скрутона Итон (истинный образец новой «журналистской этики») поместил у себя в инстаграме фото на котором хлещет шампанское прямо из горла в знак победы над «правым расистом и гомофобом». Британский консервативный журналист Дуглас Мюррей подробно разоблачил подлоги Итона , после чего тот струсил и инстаграмную торжествующую фотографию убрал.

Под давлением выступлений толерантной публики против «отвратительного исламофоба, юдофоба и гомофоба» британское правительство уволило Скрутона с поста председателя комиссии по новому жилью, которую он возглавляет как специалист по философии архитектуры. Истерзанное нападками со всех сторон из-за Брэкзита правительство Терезы Мэй попросту решило прогнуться перед лейбористами и либеральной частью своих однопартийцев.

Отставка Скрутона, разумеется, вызвала восторг у архитекторов и застройщиков – ведь тот был категорическим противником бетонных коробок и футуристических экспериментов.

«Эстетика модернизма, с его отрицанием прошлого, его вандализацией ландшафта и городских пейзажей и его попыткой очистить мир от истории, была отрицанием также и общины, дома и общественных порядков. – подчеркивает Скрутон, – Модернизм в архитектуре пытался переделать мир так, как будто в нём не существовало ничего, кроме атомарных индивидов, продезинфицированных от прошлого и живущих как муравьи в своих металлических и функциональных панцирях».

На фоне очередной волны толерантной истерии поднявшейся после теракта в новозеландском Крайстчерче лейбористская «теневой государственный секретарь по делам женщин и равноправия» Дон Батлер потребовала, чтобы Скрутон сложил с себя рыцарский титул. «Его утверждения, что «исламофобии» не существует, сделанные спустя несколько недель после ужасного нападения в Крайстчерче, крайне опасны. Защита предрассудков, подогреваемых правительством Виктора Орбана, возмутительна» – заявила она и прибавила, что Скрутон говорит на языке «превосходства белых». Но здесь, конечно, сложнее – если должность главы правительственной комиссии зависит от министра, то рыцарство – только от Королевы и самого Скрутона, так что маловероятно, что философ откажется от столь соответствующего его консервативно-аристократической философии титула.

Бутылка шампанского за увольнение оказалась практичней цикуты. Через девять месяцев после травли, 12 января 2020, Роджер Скрутон скончался от рака. Ошибка наличия в мире правого философа была исправлена. В апреле в России умер другой крупнейший правый философ – Константин Крылов. Похоже современный либеральный миропорядок поспешно устраняет баги перед всеобщей оптимизацией.