Перейти к содержанию Перейти к боковой панели Перейти к футеру

Книга Правил Православной Церкви

Книга Правил Православной Церкви. (любое издание)

Собрание правил Православной Церкви — чтение сколь назидательное столь и увлекательное.

Я всегда интересовался церковным правом и немного в нем разбираюсь, хотя знатоком себя назвать конечно не могу. Раньше эти знания были очень полезны во всяких внутрицерковных разборках, но в последние годы оказалось, что эти знания имеют общественное значение.

То тут, то там мы встречаемся либо с антицерковными нападками, исходящими из диких представлений что в Церкви можно, а что нельзя. Либо с художествами священнослужителей — и тогда полезно знать что им запрещено канонами. Например в истории с иеромонахом на «гелендвагене» всякий знающий церковное право понимал, что он обязан лишиться сана даже за убийство по неосторожности, не говоря уж о пьяной езде и прочем. Или полезно знать что в канонах нигде не написано что епископ обязан быть монахом. Это просто сложившаяся традиция. А вот что епископ обязан быть безбрачен — это действительно канон 6 вселенского собора. А до того епископы бывали и женатыми и даже иногда потомственными — как свт. Григорий Богослов.

Никогда не стоит забывать некоторые правила об обвинениях в адрес священников. По четкому 6 правилу 2 вселенского собора если в имущественных вопросах на священника может жаловаться всякий человек, то вот при обличении в безнравственной жизни «Надлежит сперва рассмотреть лицо обвинителя». От язычника и еретика обвинения на священников быть приняты не могут, поскольку с большой долей уверенности можно предполагать, что они возводятся не ради правды, а ради поношения веры и Церкви. Поэтому если священников обвиняют желтые газеты то ими можно подтереться не вникая. Напротив обвинения со стороны верных христиан должны тщательно рассматриваться и если церковные власти их игнорируют — они поступают неканонично. См. на эту тему мой небольшой очерк.

Церковные каноны делятся на несколько больших групп. Это «Правила святых апостолов». Составлены ли они апостолами — вопрос, но то, что это древнейшие и авторитетнейшие церковные правила — несомненно. Далее идут каноны 7 вселенских соборов. Некоторые из них дополняют и даже отменяют решения предыдущих. Дальше постановления авторитетных поместных соборов — азиатских, карфагенских, константинопольских и т.д. Они касаются более частных вопросов и иногда друг другу противоречат. Наконец правила святых отцов — особой подробностью и авторитетом пользуется обширное каноническое послание свт. Василия Великого.

Собрание всех этих канонов именуется «Книгой Правил», которая чаще всего используется как канонический источник сегодня.

Поскольку каноны иногда противоречат друг-другу, иногда устаревают, то большое значение имеют толкования. Знаменитых византийских толкователей канонистов трое Аристин, Зонара и Вальсамон. Аристин обычно пересказывал канон понятными словами ничего не добавляя. Зонара (он знаменит также как автор Хроники), дает решения трудных вопросов, введя в частности принцип старшинства канонов — апостольское правило старше соборных, соборное вселенское старше поместных и т. д. Позднейшее одноуровневое правило отменяет предыдущее. Федор Вальсамон — Антиохийский Патриарх был утонченным казуистом и его толкования зачастую игра мысли. Известен анекдот как император сказал ему что хотел бы назначить его Константинопольским патриархом но боится нарушить правило запрещающее перемещение епископов с кафедры на кафедру (самое нарушаемое из церковных правил). Вальсамон тут же придумал каноническое обоснование перевода. Император взял его и аргументируя этой бумажкой назначил патриархом Константинопольским не Вальсамона а другого епископа…

Чрезмерная гибкость в толковании византийских канонов сыграла неоднозначную роль в судьбе Византийской, Русской и всей Православной цивилизации. Одним из столпов быстрого институционального развития западной цивилизации стало Право. Правовая революция была начата на Западе папством в XI веке и включала в себя принцип незыблемости канонов как вечных церковных законов, противостоящих текучести постановлений государственной власти и идею папства и корпорации юристов как единственных правомочных толкователей этого вечного канонического права.

Эта трансформация шла, конечно, в корыстных интересах Ватикана, но её объективным следствием стало появление идеи Права как некоей почти мистической системы, стоящей выше законов и воли государственных властей. Если церковный закон и оставался дышлом, то, как постоянно давали понять папы, на его поворачивание имели право тольо римские первосвященники. Право начало становиться священной коровой западного мира.

Византийский взгляд на церковные правила был более практичен и логичен. Они были руководством к действию, а не метафизической нормой. Правила редактировались, отменялись, применялись соборами. А когда у византийских иерархов выходили конфликты с василевсами на тему брачного законодательства — они в большей степени апеллировали к нравственным, а не к узкоюридическим нормам. Канон воспринимался как отражение и выражение живого нравственного закона.

Этот более справедливый в теории взгляд, чем западная фетишизация, привел однако к тому, что право так никогда и не стало для восточнохристианских цивилизаций пределом власти, что идею законности  нам в значительной степени пришлось заимствовать как внешнюю, не прочно усвоенную западную идею, что и до сих пор можно услышать отголоски рассуждений части славянофилов о том, что Правда выше Права. Это хорошо в теории, но на практике только Право имеет независимую и объективную силу и может служить препятствием к ущемлению достоинства человека или общества.

Интересно, что в XVII веке предпосылки правовой революции ориентированной на каноны созрели и в России. И деятельность старообрядцев и противостояние патриарха Никона с царем каждые по своему отстаивали общую идею неприкосновенности божественных канонов для их нарушения, перетолковывания, извращение в угоду сильным. «Разорение» патриарха Никона — это весьма сильный для России XVII века трактат по каноническому праву, где дается интерпретация сотен канонов применительно к спору патриарха с царем и боярами.

Как мы знаем, обе альтернативы превращению канонов в служебный инструмент для «чего изволите» были сокрушены силой. А вскоре при Петре были нарушены сами основы канонического строя Русской Православной Церкви, а услужливый Феофан Прокопович написал целый трактат «Правда воли монаршей», после которого об идее верховенства права в России можно было надолго забыть. «Кормчая книга» бывшая палладиумом церковной законности и для строобрядцев и для Никона была постепенно забыта и вытеснена из обращения.

В хороших изданиях вроде черного трехтомника с которым я здесь к текстам канонов приложены толкования всех трех канонистов. Есть еще знаменитое издание выдающегося сербского канониста Никодима Милоша с его учеными в духе XIX века толкованиями. Современных хороших толкований актуализующих каноны увы нет.

А зря. Нуждаются в разрешении вопросы, что считать корчемницей в которую нельзя ходить священникам — только ли ночной клуб, или, к примеру, в бар уже тоже нельзя. Допустимо ли священнику брать кредиты и ипотеку или это долговое рабство. И масса других подобных вопросов.

«Книга Правил» — не единственный источник канонического права. До XVIII века на Руси пользовалась популярностью и авторитетом Кормчая. В нее наряду с канонами были включены императорские законы, разные поучительные послания включая послание против cимонии то есть поставления в священники и епископы за деньги. То, что сейчас Кормчая не используется и не читается (нет даже новорусского перевода) на мой взгляд неправильно, хотя в «Книге Правил» собраны, конечно, наиболее авторитетные правила.

Существует еще Алфавитная синтагма Матфея Властаря — византийский учебник где каноны расположены тематически по предметам (порядок по буквам греческий).

Цитата:

Святаго Василия из 27 главы книги о Святом Духе, к блаженному Амфилохию.
91 правило св. Василия Великого

Из сохраненных в церкви догматов и проповеданий, некоторыя мы имеем от письменнаго наставления, а некоторыя прияли от апостольскаго предания, по преемству в тайне, и те и другие имееют едину и ту же силу для благочестия. И сему не воспрекословит никто, хотя мало сведущий в установлениях церковных. Ибо аще предприимем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имющие силу: то неприметно повредим Евангелию в главных предметах, или паче сократим проповедь в единое имя без самыя вещи. Например, прежде всего упомяну о первом и самом общем, чтобы уповающие на имя Господа нашего Исуса Христа, знаменались образом креста, кто учил сему писанием? К востоку обращатися в молитве, какое писание нас научило? Слова призывания при преложении хлеба евхаристии и чаши благословения, кто из святых оставил нам письменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о коих упомянул апостол или евангелие, но и прежде и после оных произносим и другия, как имеющия великую силу в таинстве, приняв их от неписаннаго учения. Благословляем такожде и воду крещения и елей помазания, еще же и самаго крещаемаго, по какому писанию? Не по предани ли, умалчиваемому и тайному? И что еще? Самому помазыванию елеем, какое писанное слово научило? Откуда и троекратное погружение человека? И прочее бывающее при крещении, отрицатися сатаны и ангелов его, из какого взято писания? Не из сего ли необнародываемаго учения, которое отцы наши сохранили в недоступном любопытству и выведыванию молчании, быв здраво научены молчанием охраняти святыню таинства? Ибо какое было бы приличие, писанием оглашати учение о том, на что непосвященным в таинство и воззрение не позволительно? И далее. Сия есть вина предания без писаний, дабы к многократно изучаемому познанию догматов не утратили многие благоговения, по привычке. Ибо иное догмат, а иное проповедание. Догматы умалчиваются, проповедания же обнародываются. Род же умолчания есть и неясность, которую употребляет писание, неудобосозерцаемым творя разум догматов, ради пользы читающих. Посему то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, яко чрез сие ищем древняго отечества рая, который насадил Бог в Эдеме на востоке (Быт.2:8). Такожде, стоя молитвы творим во едину от суббот, но причину сего не все знаем. Ибо не токмо, яко совоскресшие Христу и долженствующие искати горняго, стоянием во время молитв, как день воскресения, напоминаем себе о благодати нам дарованной, но и потому сие творим, яко день сей мнится быти неким образом чаемаго века. Почему, яко начало дней, и у Моисея наречен он не первым, но единым. И бысть, глаголет, вечер, и быть утро, день един (Быт.1:5): аки бы един и тот же день многократно круговращался. И так единый, который есть купно и осмый день, о котором и псалмопевец упоминает в некоторых надписаниях псалмов, назнаменует собою по сем веке грядущее состояние, день непрестающий, невечерний, безпреемственный, нескончаемый оный и нестареющий век. И так основательно церковь научает питомцев своих бывающыя в оный день молитвы в стоянии совершати: дабы, при частом напоминании о нескончаемой жизни, мы не оставляли в небрежении напутствия к оному преставлению. Но и вся пятьдесятница есть напоминание воскресения, ожидаемаго в будущем веке. Ибо единый оный и первый день, будучи седмикратно уседмеричен, составляет седмь недель святыя пятьдесятницы. Пятьдесятница, начинаясь первым днем седмицы, им же и оканчивается. Пятьдесят крат обращаясь чрез подобные промежуточные дни, сим подобием подражает веку, какбы в круговом движении начинаясь от тех же знаков, на тех же и оканчиваясь. Церковные уставы научают нас предпочитати в сии дни прямое положение тела во время молитвы, ясным напоминанием какбы преселяя мысль нашу от настоящаго в будущее. При всяком же коленопреклонении и востании, мы действием показуем и то, яко грехом низпали на землю, и то, яко человеколюбием Создавшаго нас, паки воззваны на Небо. Но не достанет мне времени повествовати о неописанных таинствах церковных. Оставляю прочее. Самое исповедание веры, дабы веровати во Отца и Сына и Святаго Духа, из каких писаний имеем мы? Аще по благочестивому умозаключению, имея долг тако веровати, како крестимся, из предания о крещении производим исповедание веры, подобное тайнодейственному изречению в крещении: то да позволят нам, по такому же заключению, и словословие возсылати подобное исповеданию веры. Но аще образ словословия отвергают, яко неписанный: то да представят нам письменныя доказательства, как исповедания веры, так и прочаго нами изчисленнаго. Итак поелику столь много есть неписаннаго, и оно имеет толикую силу в таинстве благочестия: то единаго ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от отцев, которое мы обрели оставшееся от невымышленнаго обыкновения в неповрежденных церквах, и которое имеет немалую важность, и немалую приносит пользу силе таинства.

Зонара. Святый учит об обычаях, происшедших из неписанного предания, и говорит, что много есть такого, что мы без письмени приняли исполнять как относящееся к благочестию, и если мы отречемся соблюдать это, то в существенных пунктах повредим Евангелие, то есть веру, возвещенную нам чрез Евангелие. Потом исчисляет то, что совершается и без письмени, именно говорит: кто учил писанием, чтобы верующие во Христа знаменались, то есть запечатлевали не себе образ креста, или чтобы верующие во время молитвы обращались к востоку? А слова призывания – те, посредством которых священник призывает благодать Духа, когда освещает хлеб Евхаристии и чашу благословения, от кого, говорит, мы имеем? Ибо мы не довольствуемся тем, что предано письменно у Апостола (Павла) и в Евангелии, но говорим нечто и прежде этого (призывания), и после. Откуда мы приняли благословлять воду крещения и елей помазания? И самому помазанию крещаемого елеем кто научил нас писанием? И откуда имеем то, что человек должен быть погружаем трижды? (прочее, действительно, предано нам без письмени; а чтобы крещаемый был погружаем троекратно, это имеем из 7-го правила святых Апостолов; итак, я удивляюсь, каким образом святый сказал, что и это предано нам без письмени; ибо нельзя думать, чтобы правило оставалось ему неизвестным). И отрицаться от сатаны и другое все, что требуется говорить крещаемому все это, говорит, из неизрекаемого и необнародываемого учения, то есть не проповеданного всенародно, не всем известного, которое бывшие прежде нас сохраняли в молчании, то есть не допытываясь, или не разведывая; ибо они были научены молча охранять и соблюдать святыню тайн, то есть всего того, что есть (в церкви) славного, досточтимого и не изреченного; ибо чего, говорит, непосвященным невозможно видеть или рассматривать, этого не должно было обнародовать и явно проповедовать в письмени.

Доселе святый говорил о том, что у нас соблюдается из неписанного предания; а теперь высказывает и причины, по которым это предано без письмени, и почему мы молимся, обращаясь к востоку, и почему совершаем молитвы, во едину от суббот, стоя. Причина того, что не все предано нам в письмени, есть та, что догматы не должны быть обнародываемы и делаться известными всем; ибо, говорит, проповедания обнародываются, а догматы умалчиваются, дабы будучи многократно изучаемы, то есть сделавшись предметом постоянного изучения, по привычке, не стали подвергаться пренебрежению. Род же умолчания есть и неясность; ибо сказанное неясно, так что не многими и понимается, похоже на то, о чем умалчивается. Итак, в этом, говорит святый, причина, того, что не все нам предано в письмени. А причина почему мы во время молитвы смотрим на восток, – та, что мы ищем древнего отечества, то есть рая, который насадил Бог в Эдеме на востоке. А не преклонять колен в воскресный день предано потому, что в этот день мы совоскресили Христу, и что мы должны искать горняго, что в воскресный день есть образ будущего века и, как начало дней, назван у Моисея не первым, но единым, потому что круговращается и есть, единый и осьмый и изображает тот осьмой день, то есть будущий век, нескончаемый и беспредельный, о котором и Давыд упомянул в надписаниях псалмов, надписав их: «осьмом». Потому, говорит, церковь настоятельно внушает своим питомцам, то есть верным, которых она воспитала, во время молитвы (в этот день) стоять, дабы чрез созерцание горняго непрестанно напоминать себе о будущей жизни и приготовлять напутствие к ней. Затем говорит и о днях пятидесятницы, что и они означают ожидаемое нами воскресение, потому что первый день Воскресения Господня, будучи седмикратно уседмеричен посредством средних дней, и составляет пятидесятницу. Ибо она начинается с воскресного дня Пасхи и достигает другого нового воскресного дня, от которого опять движется к следующему воскресному дню. И таким образом, круговращаясь и двигаясь чрез седмь седмиц, оканчивается пятидесятницею, и подражает веку, начинаясь с одних и тех же дней и оканчиваясь теми же самыми, как бы в круговом движении. Ибо линия, образующая круг и называемая перифериею, где начинается, там и оканчивается. Итак, церковные определения, то есть законы или уставы научили нас предпочитать молиться во дни пятидесятницы, стоя прямо, как бы поднимая наш ум от земного к небесному действительным, то есть наглядным напоминанием (о небе); ибо прямым положением тела, взирая горе, мы напоминаем себе о будущем и небесном. Но и коленопреклонения не остаются для нас без значения; ибо преклонение к земле означает, что мы, согрешив, пали на землю; а восстание опять с земли – что мы благодатию Бога, человеколюбствовавшего о нас, воззваны от падения. И зачем, говорит, я перечисляю это? Ибо если я захочу говорить о всех таинствах, какие мы приняли без письмени, то оставит меня день, то есть я не буду иметь времени, достаточного для повествования. Потом и еще присовокупляет нечто неписанное, говоря: «оставлю прочее; но где мы имеем в писании, что должны исповедовать Отца и Сына и Святаго Духа? Ибо если на основании предания в крещении, то есть на основании того, что Христос сказал Апостолам: Крестяще во имя Отца и Сына и Святаго Духа – как крестимся, так должны и веровать, и поэтому составляем исповедание веры, подобное крещению, то пусть позволят нам, чтобы как мы исповедуем, так бы и славили, то есть веровали, или славословили. Если же скажут: «мы не приняли чрез писание славословить таким образом», то да представят нам писаные доказательства, то есть пусть докажут чрез писание и исповедание веры и прочее, что было исчислено. А это святый говорит духоборцам, потому что они не хотят славословить Святаго Духа вместе с Отцем и Сыном, так как представляют Его рабом и неравночестным, и говорит, что мы не находим, чтобы предано было церкви чрез писание славословить Его вместе с Отцем и Сыном. Еще прибавляет святый следующее: «итак, поелику столь много есть неписанного, и оно имеет толикую силу в таинстве благочестия: то единого ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от отцев?» и прочее. Слова эти имеют такой смысл: поелику так много есть такого, что мы приняли без письмени, и это имеет такую силу для веры: то ужели не допустят нам одного выражения, которое не нами введено, но которое мы нашли в невымышленном, то есть бесхитростном и простом обычае, сохранившемся в неповрежденных, то есть в православных, неразвращенных еретиками церквах, – выражения, которое имеет не малую важность и приносит не малую пользу силе таинства веры, то есть которое может быть весьма полезно для таинства веры?

Синопсис. Многое и важное церковь имеет из неписанного предания. И, прежде всего – то, что верные знаменуют свое лице образом креста; потом – что они молятся, обращаясь на восток; то, что говорится при преложении хлеба Евхаристии и чаши благословения, что благословляем воду крещения, елей помазания, самого крещаемого, и многое другое, чего, как таинственного, не должно было обнародовать непосвященным посредством письмени.

И иначе: Иное догмат, иное – проповедание; ибо одно умалчивается, а другое проповедуется. Итак, мы взираем во время молитвы на восток, потому что ищем древнего отечества, рая, насажденного в Эдеме на востоке; совершаем молитвы в воскресные дни стоя и как совоскресшие Христу и ищущие горняго, и потому, что воскресный день есть образ ожидаемого века, будучи единым и в тоже время осьмым, на что указывает и целая пятидесятница, которую составляет этот же самый единый, семь раз умноженный на себя, день. А коленопреклонение показывает наше падение и – опять восстание.

Вальсамон. О неписанных обычаях церкви прочти 3-ю главу 1-го титула настоящего собрания и что в ней написано нами. А что говорит настоящее послание, состоит в следующем. Так как духоборцы говорили, что не должно славить вместе с Отцем и Сыном и Всесвятого Духа, потому что этого не предано нам письменно, то святый, после того как изложил различные неписанные обычаи, по совершенной необходимости не нарушаемые, но долженствующие вечно быть в силе, приводит и причины, по которым некоторые из них преданы не в письмени, и говорит: почему мы молимся, смотря на восток, и почему во едину от суббот совершаем молитвы стоя? Причина, почему не все предано нам письменно, состоит в том, что догматы не должны быть обнародываемы и делаться известными всем. Ибо проповедания, говорит, обнародываются, а догматы умалчиваются, дабы, быв многократно изучаемы, то есть сделавшись предметом постоянного изучения, по привычке, не приходили в пренебрежение. А и неясность есть род умолчания; ибо сказанное неясно, так что не многими понимается, похоже на то, о чем умалчивают. Ибо как никто не знает того, что имеет в уме другой, так и сказанное не ясно большинству остается неизвестно. Итак, это, говорит святый, есть причина того, что не все предано нам письменно. А причина того, что во время молитвы мы смотрим на восток, состоит, говорит, в том, что мы ищем древнего отечества, то есть рая, который Бог насадил в Эдеме на востоке. Не преклонять же колена в едину от суббот, которая есть воскресный день, предано потому, что в этот день мы совоскресили Христу, так как он восстал от гроба, а мы чрез него восстали от древнего падения; и потому, что мы должны искать горняго, а не склонятся к земному и тленному; и потому, что воскресный день есть образ будущего века и, как начало дней, назван у Моисея не первым, но единым, потому что он круговращается и есть единый и осьмый и означает оный осьмый день, то есть будущий век, нескончаемый и беспредельный, о котором и Давыд упомянул в надписаниях псалмов, надписав их: «о осьмом». Поэтому, говорит, церковь настоятельно внушает своим питомцам, то есть верным, которых она воспитала, во время молитвы (в этот день) стоять, дабы чрез созерцание горняго непрестанно напоминать себе о будущей жизни и приготовлять напутствие к ней. Затем говорит и о днях пятидесятницы, что и они означают ожидаемое нами воскресение; потому что первый день воскресения Господня, будучи семь раз уседмеричен посредством средних дней, и составляет пятидесятницу. Ибо она начинается с воскресного дня Пасхи и переходит к другому воскресному дню; и таким образом круговращаясь и двигаясь чрез седмь седмиц, прекращается пятидесятницею и подражает веку, так как начинается с одних и тех же дней и приходит к тем же самым, как в круговом движении.

Славянская кормчая. От послания святаго Василия к Амфилохию епископу, о Святем Дусе. Глава 27, о неписаных обычаях. Правило 90. Верным молитися на восток. Многа и велика церковь имать от неписанного предания; и первое есть, еже верным крестообразно лице знаменовати. Потом же есть на восток обращься молитеся, и глаголемая над показанием хлеба благодарения. И чашу благословения благословляем. Воду крещения, и помазания масло, и того самого крещаемого: и ина многа другая, яже не писанием прияхом, яже тайна суть. И не подобает их писанием обличити, невежных ради. Ино бо есть повеление, ино же проповедь. Ово убо молчанием чтется: ово же проповедуется. Зрим убо на восток молящеся, яко древнего отечества взыскуем, иже во Эдеме на востоце насажденного рая. Прости же стояще молитвы совершаем во вся недели, яко воскрешше со Христом, и вышних имуще, яко чаемого быти века есть образ, едина, таже и осмая сущи, ею же и вся пятидесятница назнаменуется, яже си едина творит, седмижды на се обращающися, и умножающися. Коленное же покланяние, падение наше являет и паки восстание.

Оставить комментарий

16 − восемь =

Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг»

Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту 4276 3800 5886 3064 или Яндекс-кошелек (Ю-money) 41001239154037

Большое спасибо, этот и другие проекты Егора Холмогорова живы только благодаря Вашей поддержке!