Томас Пикетти. Капитал в XXI веке. М., Ad marginem, 2015
(английский текст можно скачать здесь)
Французский экономист Тома Пикетти (р. 1971) несмотря на сравнительную молодость уже близок к тому, чтобы быть причисленным к классикам экономической науки. Такую славу ему доставила вышедшая в 2014 году книга “Капитал в XXI веке”.
Автор не марксист и не претендует на то, чтобы быть Марксом. Он продолжает традиции французской экономической истории – Эрнеста Лабрусса, Франсуа Симиана, Фернана Броделя, обобщая обширный материал по истории национального дохода, концентрации капитала и имущественному неравенству прежде всего на Западе XVIII-XXI веков.
Построенная Пикетти модель экономической макроистории Вызвала в научном и интеллектуальном сообществе эффект разорвавшейся бомбы.  Пикетти перевернул представления о том, что имущественное неравенство сглаживается с ходом технического прогресса и экономическим  ростом. Напротив – Краткий период всеобщего благосостояния – аномалия в глобальной истории концентрации капитала, оставляющей все меньше на долю таланта и предприимчивости и все больше на долю наследственных состояний.
Книга снабжена большим количеством графиков, увлекательными примерами из европейского романа – Джейн Остин, Бальзак, Пруст, а ее научный аппарат базируется на установлении связи между национальным доходом и национальным капиталом, которое в одни эпохи возносит капитал на вершину в 6/-8 нацдоходов, а в другую снижает его до 2-3. Когда капитал радикально перевешивает национальный доход – неравенство возрастает, когда нет, доходы в обществе распределяются эгалитарно.

Книга Пикетти и в самом деле революционная и заслуживает тех похвал, которые ей расточаются. Хотя сам автор не до конца, на мой взгляд, понял, что хотел сказать не в экономическом, а в общеисторическом плане.
А хотел сказать он следующее. Короткий период сравнительного экономического равенства и победы над бедностью при установлении равных возможностей, который наблюдался во всем мире в 1920-70-е годы, был связан с тем, что в 1917 году действительно произошла Мировая Революция.
Нет. Большевики тут были нипричем. Они были лишь одним из ее эпизодов. Просто запустилась цепочка катастрофических событий: Первая мировая война – разрушения и демографические потери – рост госдолгов – революции – крах ряда империй – гиперинфляция – испанка и гибель значительной части населения Европы – политическая нестабильность – великая депрессия – коммунизм и фашизм – вторая мировая – чудовищные разрушения и демографические потери.
Всё это привело к катастрофическому дефолту накопленного предыдущими столетиями капитала. С объема в 6-7 национальных доходов он снизился до 2-3. То есть почти всё нациинальное богатство находилось в обороте. Умерли иностранные инвестиции англичан и французов (включая русский долг), колониальные империи, инфляция съела старые ренты и вклады, бомбежки сожгли старые дома. Другими словами – старых капиталов почти не стало.
“Падение соотношения между капиталом и доходом с 1913 по 1950 год – это история самоубийства Европы и эвтаназии европейских капиталистов”. Насчет приставки “эв” можно сильно поспорить.

А особенность капиталов, как верно замечает Пикетти, состоит в том, что они притягивают к себе доход. Рента с недвижимости, проценты со вкладов и займов, доход с инвестиций в колониях и тд. И вот мировая революция (которую Пикетти фиксирует но не осознает) внезапно ослабляет силу притяжения этих капиталов.
Подавляющая часть национального дохода предстает в несвязанном виде распределяясь в соответствии с талантами, предприимчивостью, усердием. То есть меритократически и более равномерно.
В обороте этих несвязанных доходов огромную роль начинает играть государство, которое превращается в гигантскую пирамиду: оно забирает деньги у одних чтобы отдать и другим и тем же у кого забрало. Теория Кейнса – это теория такой пирамиды, обогащающей всех за счет всех.
Но в теорию Кейнса, равно и в любую другую, не входит система защиты от капитализации дохода. Постепенно все большую часть его “осаживают” в виде жилья (главная форма современного капитала), всевозможных акций, вкладов и тд.
Послевоенное государство всеобщего благосостояния уравнивая и обеспечивая людей несет само в себе зародыш своей смерти, ибо способствует стабильному накоплению и росту капитала, значительному его превышению над национальным доходом. Походя Пикетти расправляется, кстати, с мифом о “славном тридцатилетии” – мнимой эпохе экономического чуда 1945-1975. Он показывает, что никакого чуда не было. Был восстановительный рост Европы после чубовищного провала в предыдущем тридцатилетии. Там где такого провала не было, как в США, “тридцатилетия” и не заметили.
В послевоенную эпоху Капитал постепенно возвращается к докатастрофической норме в 6 национальных доходов и начинает наследоваться. Именно представителями этого капитала выступали тетчеристы, рейганисты и прочие неоконы. Капитал начал требовать чтобы МММ закрыли и чтобы богатство оставалось в руках “честных трудяг” передаваясь по наследству.
Собственно главный график наглядно показывающий суть исторической макроэкономической модели Пикетти.

Под влиянием катастрофических политических событий доля капитала в национальном доходе развитых стран катастрофически падает (труду от этого хорошо, впервые появляется шанс разбогатеть трудом праведным, а не за счет наследства), а затем постепенно восстанавливается и даже имеет тенденцию к росту (если не будет нового политического шока).
Пикетти вводит базовое уравнение, согласно которому доля капитала равна уровню сбережений поделенному на уровень экономического роста. То есть если рост низкий (а рост, напомню, включает в себя и демографический рост увеличивающий количество едоков), то все больше доходов осаживается в виде капитала. Это поразительно напоминает модель ожирения – если много есть (сбережение) и иметь активный обмен веществ (экономический рост), то жиреть не будешь. Если обмен веществ заторможен, то даже если есть мало будешь жиреть, а уж если есть много – тем более (паралллелизм просто удивительный).
При этом Пикетти опровергает распространенный среди либеральных экономистов тезис о постоянном соотношении между трудом и капиталом в структуре дохода и показывает что были целые эпохи когда капитал наступает на труд и сейчас как раз одна из них. Темпы роста снижаются, демографические показатели в Европе околонуля, и концентрация капитала растет. Никакой рост квалификации и человеческого капитала, никакое развитие технологий не предотвращают концентрации капитала. Фактически другого метода ее остановить и укрепить позиции трудовых доходов кроме политического шока попросту нет.
Затем Пикетти переходит к микроэкономическому исследованию индивидуального имущественного неравенства.
Если посмотреть в предложенной Пикетти  парадигме на ХХ век в России то получается всё логично.
Сперва чудовищная революция и гражданская война, сносящие капитал практически под ноль. Ни в одной стране капитал – ни частный, ни вообще какой-либо, не был уничтожен настолько основательно и под корень, вместе с носителями. Последним актом этого капиталоцида была коллективизация, когда крестьяне, получившие за революцию свои участочки земли (ради которых они, собственно, большевиков и поддержали), были оставлены без всего.
Затем начинается эпоха больших “кейнсианских” государственных проектов, – Пятилетки, – попытки запустить меритократическую пирамиду. Но только с макабрическим содержанием – выиграл – получил Орден Ленина, проиграл – с орденом в зубах отправился на Лубянку. Осуществляются большие государственные проекты и рост государственного капитала. Частный капитал номенклатуры держится по нижней планке, а остальных – ниже нижней.
После войны в СССР начинается всё то же “славное тридцатилетие” восстановительного роста. Его особенностью является осаживание дохода в форме капитала. И здесь решающими являются Хрущев и ранний Брежнев. Впрочем Хрущеву как правило приписываются достижения программы Маленкова. Сохранись у власти Маленков, возможно жизнь советских трудящихся была бы куда более привольной.
После Войны, как отмечает Пикетти, ведущей формой капитала является жилье. Землевладельцев и рентовладельцев сменяют домо и квартиро владельцы. И, бац, в социалистическом СССР та же тенденция.
Государство само строит квартиры и раздает трудящимся, резко делая их обладателями капитала. При этом процесс минимально коррумпирован и подчинен принципу равенства даже в пожалуй большей степени, чем меритократии. Советский человек не владеет акциями, его облигации госзайма курам на смех, Но за эпоху Хрущева и Брежнева он получает важнейшую форму послевоенного капитала – квартиру просто так, тем самым выступая выгодополучателем “Славного Тридцатилетия” не меньше немца или англичанина (англичане вообще долго жили плоховато).
Таким образом, внезапно, к середине 1970-х советский человек становится обладателем капитала (что чудесно показано в “Москва слезам не верит”). Но здесь, как и во всем мире, начинается стагнация 70-х, описываемая перестроечной публицистикой как “застой” и связываемая с такой ерундой как старость Брежнева или кризис социализма. На самом деле Застой был проекцией общемировой стагфляции.
На Западе отросший до нормальных размеров к тому моменту капитал начинает требовать игры по своим правилам (“свободный рынок”, отказ от эгалитарного распределения) и выдвигает тэтчеристов-рейганистов. Но то же, как ни удивительно, происходит и в России. Люди-с-Квартирами начинают хотеть демократии, перестройки, гласности, закрытия социализма, поддерживают Ельцина-Гайдарочубайса и т.д.
То есть диктат капитала в форме социалистической бесплатной квартиры оказывается столь же жесток, как и диктат в форме владения акциями JM.Начинается советское издание тэтчеризма в виде Гайдара, от которого в конечном счете так же с отвращением отвернулись, как и от Тэтчер. Когда умер Гайдар на площадях не плясали, но про Чубайса, возможно, спляшут.
Понятно что российские реформы были бесконечно уродливей тэтчеризма, как и революция была бесконечно уродливей европейского госкапитализма эпохи Первой Мировой. Но это всё отражение того же потока с легким запаздыванием событий у нас.
Очень интересно в этом смысле смотреть новые российские клипы попсы. Я тут посмотрел, поскольку внезапно осознал, что мои познания остаются на уровне группы Блестящие и Виагра, то есть десятилетней и более давности. Там все очень интересно – никакая музыка, никакие тексты, зато шикарные дома, шикарные тачки, едущие… сюрприз!… по крымскому побережью.
Вот вообще очень характерный клип (текст не слушайте, только видео смотрите), совершенно немыслимый году в 1992, когда пели про Бухгалтера (помните?). Мальчик из обычных. Девочка из элитки с бээмве, охраной и ядовитой мамашей. Девочка специально переодевается в “как все” чтобы бегать на свидания к мальчику. То есть в России XXI века социальный конфликт формата Бедной Лизы и Барышни-Крестьянки является вполне мыслимым и обсуждаемым.
Можно сказать, что это не капитализм “как у них”, а “неофеодализм”. Но на деле это просто очередное из отражений эволюции общего капитализма. Просто у нас эти изменения происходят в резких и карикатурных формах.
Так или иначе в целом, как мы видим, те же моменты в эволюции мирового капитала дает у нас ту же матрицу для событий с легким 5-7 летним запаздыванием по отношению к Западу.
Сперва распад классического Капитала и установление режима свободного распределения и обращения с уравнивающим воздействием государства, а затем восстановление нового Капитала, сердцевиной которого является жилая недвижимость, постепенное остывание обращение и консолидация крупных состояний в руках меньшинства.
Таким образом ситуация возвращается к дореволюционному правилу: у богатого прибавится, а у неимущего отнимется. Степень неравенства глобально возрастает. Все большая часть капитала сосредоточена в руках все меньшего числа наследственных линий и притягивает к ним все больше доходов. Добиться чего-то существенного “своим трудом” становится нереально.
Пикетти является интеллектуальным фронтменом той группы экономистов, которые выступают за начало экономической политики неоэгалитаризма с введением госрегулирования крупных состояний и тяжелого прогрессивного налогообложения с целью поддерживать равенство и благосостояние широких масс. За ним с неменьшей энергией последовал маститый нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц в своей “Цене неравенства” выкативший впечатляющее обвинение “одному проценту” в руках которого сосредотачивается богатство Америки. То есть перед нами экономика раскулачивания, представленная самыми рафинированными экономистами-интеллектуалами.
При этом “экономика раскулачивания” не какая-то популистская маргиналия, а явный мейнстрим. Последний крик моды уже переползающий в политику. Не случайно на выборах лидера лейбористской партии в Британии победил казавшийся недавно маргиналом Джерри Корбин, а в группу экономических советников его кабинета немедленно были приглашены Пикетти и Стиглиц. Считать это какой-то случайной флуктуацией невозможно – мировые элиты очевидно готовят запасные рельсы для глобального экономического развития на случай провала либеральной глобализации, который, похоже, неминуем.
Интересно, при этом, что эти элиты явно отвергают концепцию экономического антиглобализма и обращение к идеям неомеркантилизма, Фридриха Листа и Йозефа Шумпетера, предлагаемое такими авторами как Эрик Райнерт. Пикетти рисует возвращение к протекционизму и защите национальных капиталов и национальных преимуществ в распределении закона как мрачную перспективу, а его книга пестрит шпильками в адрес национализма. Хотя именно технологический и индустриальный скачок обеспечивает совершившим его странам тот уровень благосостояния, при котором разрыв в доходах внутри нации переживается менее болезненно.
При этом, впрочем, нельзя сказать, что Пикетти относится к лукавым глобалистам, защищающим под видом свободы торговли неоколониальное господство. Напротив, он прямо называет зависимость фактором экономической стагнации и нестабильности развивающихся стран. “Иностранные инвестиции”, вожделеемые многими в том числе и у нас, скорее зло, нежели добро.

“Ни одна из азиатских стран, сумевших наверстать отставание от наиболее развитых стран, будь то Япония, Южная Корея и Тайвань вчера или Китай сегодня, не получала массовых иностранных инвестиций. Все эти страны в основном сами осуществляли инвестиции в физический капитал, который был им необходим и особенно в человеческий капитал…
В то же время страны принадлежащие другим – идет ли речь о колониальной эпохе или о современной Африке – добились меньшего успеха: во многом из-за специализации на неприбыльных отраслях.
Не будет ошибкой считать, что нестабильность стран Третьего Мира отчасти объясняется следующей причиной: когда страна принадлежит иностранным собственникам, периодически возникает запрос на экспроприацию, который практически невозможно подавить. Другие игроки на политической сцене отвечают, что только безоговорочная защита базовых прав собственности привлекает инвестиции и обеспечивает развитие. В результате в стране бесконечно сменяют друг друга революционные правительства и правительства, защищающие собственников, приходящие к власти в результате очередной революции и государственного переворота.
Неравенство во владении капиталом трудно принять само по себе и уж тем более придать ему приемлемые формы в рамках национального сообщества. В международном масштабе это почти невозможно”.

Впрочем, Пикетти предлагает модель глобального выравнивания. Он полагает, что экономический рост развитых стран стабилизируется на уровне 1-1,5% в год, а быстрые рост развивающихся стран, таких как Китай, остановится как только достигнет западного уровня, на той же скромной цифре, которую Пикетти считает нормальной и даже щедрой – ведь при росте в 1% всего за 30 лет мир обновляется на треть. Соответственно в глобальном равновесии из которого до времени будут исключены лишь Индия и Африка, никакие индустриальные скачки проку не дадут и придется обратиться к предлагаемой Пикетти перераспределительной модели.
Впрочем, с постдустриализмом дело обстоит еще хуже. Очень интересно наблюдение Пикетти над сферой услуг, в которую перетекает большая часть рабочей силы со второй половины ХХ века. Это связано не с ее прогрессом, а напротив – с ее относительной стагнацией. Производство в промышленности и сельском хозяйстве усовершенствовалось, продукция подешевела. А вот в сфере услуг все по прежнему – парикмахеру нужно столько же времени чтобы вас подстричь, горничной – чтобы убрать номер. Рост сферы услуг связан как раз с тем, что она может поглотить трудоизбыток за счет своей отсталости. При этом значительная часть этих услуг не носят коммерческого характера и оплачиваются государством за счет населения и налогов с производства. То есть в формально экономическом смысле большая часть третичного сектора это армия бездельников на пособии. Реально это конечно не так. Растет продолжительность жизни от медицины, культура от образования и музеев. Но с точки зрения примитивной полезности растет число бездельников занятых немеханизированным трудом. Нет чтобы сталь варить… Другими словами, весь постиндустриализм возможен прежде всего в рамках управляемой государством финансовой пирамиды и никак иначе.
Пикетти предлагает восстанавливать нарушившееся равенство при помощи глобального прогрессивного налога. Нопроблема в том, что само равенство, как он убедительно показывает, есть не устойчивая форма, а кризисное явление. И поэтому я предполагаю, что и реакцией на возрастание неравенства вновь станет глобальный кризис – как только капитал достаточно сконцентрируется – мир вновь шарахнет революцией которая за 30 лет снесет значительную часть капитала и высвободит для свободного меритократического распределения большую часть дохода. Причем по моим ощущениям, опирающимся на нарисованные в “Поведении” циклы Крылова это может начаться уже совсем скоро – года около 2025.
И понятно, что жить в эту эпоху будет жутковато.
Опредложения Пикетти, разумеется, были восприняты в западном экономическом мирке как нечто взрывоопасное.  Его поддержали Стиглиц и Кругман, то есть два нобелевских лауреата тяжеловеса. Он сам уже метит на Нобелевку по экономике. На него ориентируются в планировании экономической политики британские лейбористы. А Пикетти, напомню, предлагает прогрессивный налог на капитал и урезание золотых парашютов, сверхзарплат менеджеров и т.д. То есть цена вопроса – триллионы долларов.
Разумеется, такое выступление не может оставаться без ответа и против Пикети началась кампания диффамации. Главные обвинения – научная недобросовестность, притягивание данных за уши, заимствования без ссылок из других авторов.
Начал всё Крис Гиль в Файненшел Таймс (теперь борется с “корбинизмом”). В виде новости всё это пересказывает Guardian.
Затем на острие атаки переместился историк Филипп Магнесс. Вообще это очень странно, поскольку он специалист по эпохе гражданской войны в США и его вторжение в макроэкономическую историю выглядит искусственно. Вот его статья. А вот еще одна в соавторстве с подробно развернутой аргументацией.
Если обобщить аргументацию критиков Пикетти то всё, в общем-то, сводится к аргументу “вы всё врети”, изложенному в довольно нервном ключе. Основные атаки ведутся на некую общую некорректность Пикетти, якобы цитирующего источники без ссылки, и на его U модель, которую критики хотят превратить в L модель, доказывая, что никакой концентрации капитала в последние десятилетия не происходит, что Пикетти натягивает данные, чтобы навязать миф о современном неравенстве, и т. д.
Самый забавный упрек – утверждение, что выраженность кривой падения соотношения капитала и нац. дохода достигается Пикетти за счет прибавления к Европе данных по Советскому Союзу, а к Азии – по Китаю, где по понятным причинам доход с частного капитала умер совсем. Однако в данном случае критики откровенно привирают. И без СССР и Восточной Европы закат старого Капитала вполне выпуклый: 1910 – 659% (то есть капитал равен 6,5 годовых национальных доходов), 1920 – 343%, 1950 – 232%, 1980 -331%, 2010 – 545%. То есть U-модель для Западной Европы никак не поколеблена.
Фактически вся битва сводится к оспариванию утверждения Пикетти, что в США имеет место та же U-модель. Но, как раз, по данным самого же Пикетти она там слабо выражена, поскольку только Европа совершила самоубийство.
Чтобы всерьез покусать Пикетти по Америке надо доказать, что он фундаментально не прав в констатации возрастания неравенства в пользу верхних децили (10%) и центили (1%) населения. Однако здесь все обвинения сводятся в основном к плагиату и не принципиальным корректировкам. Почти у всех затрагиваемых авторов в целом тенденция совпадает.
То есть фундаментальной цели (не знаю как насчет диффамационной) нападки правых на Пикетти пока не достигают. Его буква U пока в целом стоит прочно, а в нисходящей фазе ее никто всерьез не оспаривает. Да для глобальной статистики некоторое значение имеет то, что ее сильнее тянет вниз коммунизм, но Россия в 1917 не была настолько богата, чтобы радикально изменить статистику. Смерть капитала наблюдалась повсюду в Европе.
Нет оснований полагать и что Пикетти кардинально неправ, говоря о невероятном неравенстве в США, достигшем уже почти европейского уровня столетней давности. Хотя это мне лично не принципиально. Но если он прав, то в этом случае я предполагаю, что не будет никакого прогрессивного налога имени Пикетти. А будет еще один масштабный коллапс, только прежде всего уже в Северной Америке, а не в Европе. Войны. Гражданские войны. Гиперинфляция. Экспроприация. Сокращение населения. И главное, на мой взгляд, это нам России держаться от этого цирка подальше.