Иоасафовская летопись
Иоасафовская летопись. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2014 – 256 с.
Одно из проявлений нашего исторического беспамятства – полное незнакомство подавляющего большинства наших образованных читателей с русскими летописями.
Как правило знакомству с летописями в оригинале мешают два предрассудка.
Во-первых, нам мешает убежденность в том, что они трудны для понимания и написаны на незнакомом языке. На самом деле, к летописному языку привыкаешь уже на второй странице, а потом от него просто невозможно оторваться, тексты наших газетных передовиц и форумных склок кажутся плоскими, ходульными и пустыми. Вторая трудность – уверенность большинства читателей в том, что летопись – это механическое соединение безэмоционально зарегистрированных случайных событий.
«Иоасафовская летопись» наглядно опровергает этот предрауссудок. Она была составлена примерно в 1522 году в канцелярии московских митрополитов. Её придирчивым редактором, а скорее всего – инициатором составления и автором многих статей, был митрополит Даниил Рязанец. Игумен Волоколамского монастыря, преемник преп. Иосифа
Волоцкого, Даниил был выдающимся писателем, проповедником и переводчиком, утонченным стилистом.
Но митрополит Даниил предсказуемо стал жертвой «прогрессивной общественности» – его изображали как стяжателя, гонителя свободомыслящего Вассиана Патрикеева (прославившегося знаменитым русофобским афоризмом, что «все русские правила – это кривила»), как угодника перед государственной властью. Последнее умозаключают из того, что митрополит дал разрешение на второй брак Василия III и преследовал его противников – в частности Максима Грека. Между тем, только это решение спасло Россию от тяжелейшего династического кризиса. В противном случае бездетность Василия III обрекла бы Россию на Смуту еще в середине XVI века и о взятии Казани, государственных реформах и прочем можно было бы позабыть.
Одним из важнейших трудов митрополита Даниила и стала летопись, позднее получившая именование «Иоасафовской», которую по праву можно назвать «Историей возвышения русского государства». Эту книгу и следует воспринимать как историю, а не как механическую хронику несвязанных событий. Начинается она с истории заключения византийской церковью Флорентийской унии с Римом, на страницах русской летописи появляется выдающийся борец за греческое православие – святитель Марк Эфесский, проиводействующий предательству веры. Зато активным деятелем унии оказывается другой грек – назначенный на Русь митрополит Исидор. Но все попытки его ввести унию в Москве сталкиваются с твердым противодействием великого князя Василия Васильевича.
Этот мотив – Русь как борьба за веру – остается у митрополита Даниила центральным на протяжении всего повествования. Вот новгородцы, взбунтовавшись против московского князя во главе со знаменитой Марфой Борецкой, не только политически пытаются перекинуться к Литве, но и церковно – ставить своего архиепископа у проуниатского киевского митрополита. И борьба Москвы за подчинение Новгорода приобретает под пером историка смысл религиозной войны с «латыной».
Вот сопровождающий Софью Ветхословец папский легат пытается торжественно войти в Москву неся перед собой латинский крест. Митрополит Филипп I реагирует на это обращенной к Ивану III угрозой: «Он во врата граду, а яз, богомолец твой, другими враты из града». Изречение, которое будь мы внимательней к своей истории, могло бы попасть в список крылатых – как «Париж стоит мессы», только наоборот.
Иоасафовская летопись – это рассказ об объединении под рукой государей Московских всех русских земель, причем особое внимание уделяется покорению Новгорода, о преодолении степной опасности – первых походах на Казань, стоянии на Угре, переходе от дружбы к вражде с Крымским ханством. Много места уделяется внутренней политике – не исключая и дворцовых интриг, посольствам и первым культурным контактам с Западной Европой, в частности – работе итальянских мастеров над московскими соборами и Кремлем, возведение которого описывается башня за башней.
Мы видим как через смуты времен правления Василия Темного (повесть о его жестоком ослеплении одно из самых эмоциональных мест во всей истории, Россия переходит к утверждению величия Государей Всея Руси при Иване III. И вот уже мятежный Новгород слышит от Ивана III сперва угрозу: «Мы же положив упование на Господа Бога и на прародителей наших великих князей Русских пошли есмя на вас за неисправление ваше», а затем изрекается и приговор независимости боярской республики: «как есмы на Москве, так хотим быти на отчине своей в Великом Новгороде».
Часто можно встретить противопоставление, мол «феодально холопская азиатская Москва» захватила «буржуазный свободолюбивый европейский» Новгород. Нет ничего более далекого от историчности, чем этот предрассудок. Новгород если и был «вольным», то отнюдь не в смысле уважения к правам личности. Судебная власть Ивана III над Новгородом началась с расправы над боярами, которые занимались уличным бандитизмом и «наездами» на соседние улицы.
А с другой стороны – Москва была городом, чьи жители исполнены были духом древних греческих полисов, где, в конечном счете, именно народ говорил решающее слово. Страшный 1445 год. Под Суздалем в битве с казанскими татарами попадает в плен великий князь Василий Васильевич, а через неделю произошел страшный пожар Москвы. Казалось бы Русская Земля гибнет – из столицы уезжают княгиня, знатные бояре, затем купцы и богатые горожане. И тогда судьбу города в свои руки берет простанородье: «гражане в великой тузе и волнении бяху , могущеи бо бежати оставши град, бежати хотяху, чернь же, совокупившеся, нача врата граднаа прежде делати, а хотящих из града бежати начаша имати и бити и ковати, а тако уставися волнение, но вси обще начаша град крепити».
В истории Западной Европы найдется не так уж много примеров того, как народ столь организованно, сурово и эффективно взял дело спасения своего города в свои руки. В русских же летописях таких эпизодов подлинной самоорганизации – немало. И они как бы предрекают будущую роль ополчений в преодолении Смуты.
Что же касается «Европы» и «Азии», то летопись повествует именно о том, как усилиями итальянских мастеров Москва впитывала себя всё лучшее и самое передовое в тогдашней Европе. А вот Новгород оказался комично-архаичен в своем слепом подражательстве.
Невероятно поучителен эпизод 1456 года, когда московская рать во главе с выдающимися полководцами Федором Басенком и Иваном Стригой Оболенским наголову разгромила превосходящие силы новгородцев, закупивших тяжелые европейские доспехи и решивших поиграть в «рыцарей». «Вои же великого князя видевше крепкиа доспехи на новгородцех и начаша стрелами бити по конех их. Кони же их, яко возбеснеша, и начаша метатися под ними и с себе збивати их. Они же, не знающе того боа, яко омертвеша и руки им ослабеша, копиа же имяху долга и не можаху поднимати их тако, яко же есть обычаи ратным, но на землю испускающе их, а конем бьющимся под ними, и тако валяхуся под кони свои, не могуще съдержати их. И сбыстся реченное пророческое слово над нами глаголюще: «Ложь конь во спасение, въ множестве силы своеа не спасется».
Доспехи-то новгородцы закупили, но ни драться в сомкнутом строю тяжелыми копьями не научились, ни даже умели толком держать их. ни о защите лошадей не позаботились, а потому были попросту постреляны меньшими числом московскими «ватниками». При всём том, тому, что действительно нужно, Москва охотно и быстро училась. Аристотель Фиорованти был для Ивана III прежде всего пушечным мастером и военным инженером.
Заканчивается этот увлекательный рассказ, в каком-то смысле высшей точкой успехов Русского государства в первый период его становления – воссоединением Смоленска в ходе войны с Литвой. Событием, пятисотлетие которого мы как-то не заметили, хотя наши недоброжелатели среди украинских путчистов и белорусских (сами они себя воображают «литвинами») националистов громко праздновали незначительный успех Литвы под Оршей, который Смоленска ей не возвратил. Именно войне за Смоленск посвящены заключительные страницы Иосафовской летописи, и это, невольно, делает её юбилейным изданием. Прекрасным напоминанием каждому вдумчивому русскому читателю, что у нас была великая эпоха. И будет, думаю, еще не одна.
Опубликовано в газете “Культура” под заглавием “Летопись рождения нации”.