Дэниел Ергин. Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть = The Prize: The Epic Quest for Oil, Money, and Power. — М.: «Альпина Паблишер», 2011. — 944 с. — ISBN 978-5-9614-1252-9.

Увлекательно и по-американски попсово написанная история борьбы за нефть от XIX века до эпохи Войны в Заливе. Очень много ярких характеристик, диалогов, зарисовок. Эпичные картины таких событий, как иранский нефтяной кризис периода правления Моссадыка, создание ОПЕК или свержение Шаха.

К сожалению, понимания реальных происходящих процессов книга не дает практически ничего. Для того, чтобы нормально ее читать и понимать, о чем на самом деле автор молчит и что скрывает, необходим фундамент в виде знакомства, к примеру, с «Углеродной демократией» Тимоти Митчелла, который показывает, что основной целью боровшихся за нефть сил было не увеличение количества нефти, а напротив, — саботаж ее добычи с целью поддержания ее цены. За контроль над месторождениями боролись не для того, чтобы их разрабатывать, а напротив — для того, чтобы их не разрабатывать.

И Митчелл и наш хороший конспиролог Смирнов показывают, что, к примеру, Война Судного Дня была политическим театром ставившим целью контролируемое вскручивание нефтяных цен, которое было выгодно ростовщическому сектору экономики (саудиты почти все нефтедоллары отдавали американским банкам) — за счет промышленного. Об этом распределении саудовских капиталов, впрочем, пишет и сам Ергин.

То, что рост цен на нефть не был связан с эмбарго ОПЕК и с арабо-израильским конфликтом четко показывает сам Ергин. Несколько раз до этого — в 1957, в 1967 арабы пытались применять «нефтяное оружие» и вводили ограничения на экспорт нефти, и каждый раз Запад успешно этот удар отражал. Что же изменилось в 1973? Изменилось только одно — в 1973 существовал сговор между ОПЕК и западными элитами по смене экономической модели с производственно-потребительской на ростовщическую, в свете чего дешевая нефть оказалась не нужна, напротив, потребовалась дорогая-спекулятивная нефть. Автор сам это проговаривает, но устами «безответственных сенаторов и журналистов», которых яростно разоблачает.

На фоне опековской лихорадки 1970-х выделяется один человек — Иранский Шах, который хотел вкладывать нефтедолллары не в американские банки, а в индустриализацию своей страны и развитие великой арийской цивилизации. И становится лучше понятно, почему Шаха устранили при помощи вполне поддержанной США революции. Ергин приводит поразительный факт: сенатор Эдвард Кеннеди звонил шаху ежедневно и кричал в трубку: «Отрекись! Отрекись! Отрекись!». При этом автор, разумеется, категорически осуждает Шаха с фирменным американским лицемерием.

«Нефть также показала, что она может быть дурным золотом. Шаху Ирана было даровано желанное нефтяное богатство, но оно погубило его. Советский Союз — второй в мире экспортер — растратил огромные доходы от нефти в 1970-х и 1980-х гг. на гонку вооружений, а также на ряд бесполезных, а порой и имевших катастрофические последствия международных авантюр. И США, бывшие когда-то одним из главных нефтедобывающих государств в мире, а сейчас — самый крупный потребитель, вынуждены импортировать 55-60% необходимой им нефти, ухудшая свое общее стратегическое положение и увеличивая и без того немалый торговый дефицит — рискованное для великой державы положение».

Не дает понять автор и то какой финансовый клан стоит за чьим предприятием. Например Рокфеллеровскийц клиент по самым грязным делам Арманд Хаммер предстает как милый старичок-лесовичок, у которого спонтанно что-то получается в Ливии. Некоторые особенно грязные истории Ергин лишь обозначает и старается увести в сторону — мол гибель бросившего вызов рокфеллеровским «семи сестрам» Энрико Маттеи предлагается считать несчастным случаем.

Тему русской и особенно советской нефти автор старательно обходит, упоминая только, что дешевая советская нефть стала ключом для взлома малыми игроками типа Маттеи нефтяной монополии Рокфеллеров. Тут становится понятно, что события после 1973 года — это, напротив, согласие СССР войти в монополистический картель.

В общем без хорошо дешифровального ключа Егрина читать довольно бессмысленно, так как он создаст ложное представление о практически обо всех имевших место в этот период связанных с нефтью процессах. Картина превращения нефти в основу финансового мирового порядка управляемого нефтедолларом, фьючерсами и прочим Ергин рисует весьма смазанно, пытаясь представить конструирование как естественный процесс.

И напротив, с ключом в голове и пониманием общей обстановки читать его довольно увлекательно, так как он добавляет массу журналистских вкусностей.

Несколько цитат:

«Судьи оставили в силе решение федерального суда. Standard Oil подлежала роспуску. Директора собрались в кабинете Уильяма Рокфеллера на Бродвее, 26, и мрачно ожидали вердикта суда. Разговоров было мало. Арчболд в напряжении склонился над лентой биржевых сводок в ожидании сообщений. Когда новость наконец появилась, все были поражены. Никто не был готов к столь жесткому решению Верховного суда: Standard предоставлялось шесть месяцев для самороспуска. «Нашему плану» был нанесен сокрушительный удар. Standard Oil разделялась на несколько самостоятельных фирм. Самой крупной из них становилась бывшая холдинговая компания Standard Oil of New Jersey, к которой отходила почти половина общей суммы чистых активов.

Впоследствии она была преобразована в компанию Exxon и не потеряла своей ведущей роли. Следующей по величине с 9% чистых активов была Standard Oil of New York, которая затем была преобразована в компанию M obil. Были созданы следующие компании: Standard Oil (California), которая впоследствии стала Chevron; Standard O il o f Ohio, которая вначале называлась Sohio, а затем стала американским отделением British Petroleum; Standard Oil of Indiana, которая стала Amoco; Continental Oil, которая стала Conoco; и Atlantic, ставшая частью ARCO, а затем частью Sun. «Нам даже пришлось командировать нескольких ребят из офиса для того, чтобы возглавить компании на местах», — угрюмо прокомментировал один из руководителей Standard.

Эти новые компании, оставаясь независимыми, с непересекающимися структурами руководства, тем не менее в целом соблюдали разграничение рынков и сохраняли свои старые коммерческие связи. Каждая из них имела быстро растущий спрос в пределах своей территории, и конкуренция между ними возникла нескоро. Никто не получил в результате этой перемены столько, сколько человек, владевший четвертью всех акций, т. е. Джон Рокфеллер.

После раздела вследствие роста цен акций его личный капитал увеличился до $900 млн (что эквивалентно нынешним $9 млрд). В 1912 г. Теодор Рузвельт через четыре года после ухода из Белого дома предпринял очередную попытку вернуться туда, и вновь его мишенью стала Standard Oil. «Стоимость акций выросла более чем на 100%, поэтому г-н Рокфеллер и его компаньоны фактически удвоили свои капиталы, — гремел он в ходе избирательной кампании. — Неудивительно, что теперь Уолл-стрит молится так: “О , милосердное провидение, даруй нам еще один роспуск”». Завершение объединения в 1907 г. означало, что на мировом нефтяном рынке отныне господствовали два гиганта — существующая Standard Oil и растущая Royal Dutch/Shell. «Если бы три года назад Standard попыталась уничтожить нас, ей бы это удалось», — говорил Детердинг в 1910 г. И добавлял гордо: «Теперь же положение изменилось».

Между двумя гигантами, однако, продолжалась жестокая конкуренция…». «В 1950 г. в Лондоне велись переговоры между представителями Министерства финансов США и британскими должностными лицами. В ходе переговоров американцы отметили некоторые тенденции нефтяной политики Саудовской Аравии, влияние которых обязательно скажется на всем Ближнем Востоке. «Правительство Саудовской Аравии недавно предъявило удивительные требования к Aramco, — признался один из американских чиновников. — Они затрагивают все возможные аспекты, которые только могло придумать правительство-концессионер». Однако в той или иной форме все требования сводились к одному — Саудовская Аравия желала больше денег от концессии. Намного больше.

Подобные претензии были присущи не только Саудовской Аравии. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. нефтяные компании и правительства постоянно сражались за финансовые условия, на которых базировался послевоенный нефтяной порядок. Центральным вопросом было распределение ренты, «этого неудобного, но важного условия экономики природных ресурсов». Характер борьбы варьировал от страны к стране, но главная цель инициаторов была всюду одна и та же —перераспределить доходы самих нефтяных компаний и их налоговых отчислений в казначейства стран-потребителей в пользу стран — экспортеров нефти. На карту были поставлены не только деньги, но и власть.

Прошло 12 лет с момента экспроприации Мексикой американских и британских нефтяных компаний. Это стало грозным предостережением, насколько далеко могут зайти дела. «Если компании нужно уступить, — говорилось в предписании Государственного департамента, — то следует сделать это в таком порядке, чтобы извлечь все возможные выгоды для всех заинтересованных сторон». По словам Джорджа Макги, помощника государственного секретаря по ближневосточным делам, принцип «50 на 50» стал неизбежностью. «Саудовцы знали, что венесуэльцы получают 50%, — говорил он впоследствии. — Почему бы им не хотеть того же?»

На заседании Государственного департамента 18 сентября 1950 г. Макги сказал представителям американских нефтяных компаний, действующих за рубежом, что пришло время «держать удар».