Роберт Каплан. Муссон. Индийский океан и будущее американской политики. М., КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2015

Вторая вышедшая в России книга американского политолога Роберта Каплана «Муссон. Индийский океан и будущее американской политики» читается гораздо интересней чем «Месть географии». Нашумевший геополитический бестселлер оставлял ощущение смеси плохо переваренных геополитических теорий, исторических сведений и ангажированной политической публицистики.

В «Муссоне» Каплан в своей стихии шпиона, точнее – стратегического аналитика с выездом в поле. Он перемещается между индоокеанскими странами, разговаривает с властями, оппозиционерами, военными, повстанцами, другими такими же шпионами и пытается начертить своеобразную стратегическую карту для индоокеанской политики США в будущем. Несмотря на все лицемерие тех или иных высказываний Каплана, типичного «тихого американца», в целом поза интеллектуального конкистадора, ассоциирующего себя с автором «Лузиад» Камоэнсом, автору пожалуй даже идет.

А читатель вознагражден за труд по прочтению этой книги определенным количеством небанальных сведений. Каплан достаточно выпукло описывает ситуацию в Омане, Пакистане, Индии, Бангладеш, Шри-Ланке, Бирме, Индонезии и Занзибаре. Вряд ли вы задумывались об отличиях Омана от нефтяных аравийских монархий, типа Саудовской Аравии. Знаете ли вы, о чудовищной вражде между пенджабцами, синдхами и белуджами раздирающей современный Пакистан и о мощной волне белуджского сепаратизма? Допустим о подъеме индуистского национализма и идеологии хиндутвы вы кое-что читали, но вот за перипетиями многолетней гражданской войны тамилов и сингалов в Шри Ланке следили вряд ли. Получаемый из книги Каплана набор новых сведений весьма значителен, даже если эти сведения по-американски ограничены и нуждаются в проверке.

С явной циничной иронией Каплан описывает жизнь и нравы сотрудников американских неправительственных организаций, взаимодействующих с повстанцами на границах Бирмы. У всех как на подбор одна история – офицер американского спецназа вдруг переживает религиозное пробуждение и решает нести Слово Божие и Демократию, причем непременно племенам, воюющим с бирманским правительством. И люди эти – знатные молитвенники, не то что мы: «Читатель заподозрит что «Свободные бирманские рейнджеры» получают жалованье от Вашингтона. Увы, это не так… «Однажды в нашей казне осталось ровно 150 долларов. Мы дружно помолились, – и, представьте себе, через день получили грант: 70 тыс. долларов».

С большим юмором Каплан описывает как слонялся по небольшому пакистанскому рыбачьему городку Гвадар, который в соответствии с китайскими планами должен стать одним из крупнейших портов мира. По настоящему великими в современном мире являются только трансокеанские державы, такие как США и Россия. Китаю не хватает выхода к второму океану, и вот он надеется обрести такой выход через Пакистан, для этого и развивая порт в Гвадаре.

Американцев этот проект сильно беспокоит (хотя, на мой взгляд, их опасения преувеличены – пока гвадарский проект развивается очень и очень вяло) – и вот Каплан месяцами разъезжал по югу Пакистана в надежде собрать сведения как о самом порте, так и о способах, которыми ему можно было бы повредить. Не имея возможности помешать действиям официального союзника пакистанцы, в конце концов, приставили к Каплану громоздкую охрану «от террористов», которая практически блокировала его свободное общение с людьми.

Но, все-таки, Каплан узнал достаточно, чтобы прийти к выводу: лучшим инструментом против Гвадара и геополитических притязаний Китая является сепаратизм белуджей, которые рассматривают грандиозную стройку как насильственное изъятие их земли и покушение на их традиционный образ жизни. Каплан вообще обращает внимание на абсолютную искусственность такого политического образования как Пакистан (совершеннейшей «Украины» относительно «России» Индии), оказавшейся под марафетом «исламского государства» не более чем диктатурой одной лишь этнической группы – пенджабцев и предрекает этому искусственному государству развал.

Говоря о прошлом Индийского океана, Каплан явно влюблен в португальцев, которые первые сделали Индийский Океан единым экономическим и политическим целым с европейской точки зрения (то есть при помощи жестоких методов перехватили коммуникации у арабов и китайцев, которые освоили весь океан задолго до прихода Васко да Гаммы). В португальцах Каплана восхищает их уверенный идеологический фанатизм крестоносцев – одновременно религиозный и националистический.

Португальская колониальная империя – самая долговечная среди европейских – началась в середине XV века, закончилась в 1975, причем под ударом революции гвоздик – изнутри. Единственная колониальная империя просуществовавшая больше 500 лет. Такова фора даваемая фанатичным религиозным национализмом.

«Полагавшие себя избранным народом, которому сама судьба назначила быть мечом истинной веры, португальцы являют пример такого неустрашимого и чисто экстремистского религиозного национализма, который в истории встречается не часто… Нам, на Западе, где теперь стираются межнациональные границы и стихла межнациональная рознь, стоило бы вспомнить: боевой дух по прежнему остается ключом к военной победе. В особенности боевой дух укрепляемый ограниченными и незыблемыми убеждениями, зачастую возникающими на почве религиозной или националистической. Воинствующее начало, которое воплощали собой средневековые арабы и позднесредневековые португальцы, преследует нас и поныне. Дальнейшее могущество американской державы в значительной степени зависит от того, насколько решительным образом Америка противостанет врагам – фанатикам, верящим в свою правоту крепче, чем Америка в свою…».

Этот урок можно и нужно учесть в России. Во-первых, – Америке может противостоять только более фанатичная вера в свои ценности чем у американцев в свои. Во-вторых, такой фанатизм может быть порожден только национализмом или религией. Другими словами, никакой другой идее кроме русского национализма, окрашенного православными ценностями, не под силу выработать нужный уровень фанатизма если нам предстоит схлестнуться с американцами.

Подрывая русский национализм, унижая национальное сознание, разводя многонационалочку элиты РФ тем самым, помимо прочего, радикально снижают обороноспособность страны, так как убирают единственный источник работоспособного искреннего фанатизма, очень быстро придающего русским, как показал Донбасс, боеспособную форму.

Как работает по настоящему безжалостный национализм Каплан показывает на примере индийского штата Гуджарат и его главы, упорного индуистского националиста Нарендры Моди с его девизом «Национализм – наше вдохновение. Развитие – наша цель».
Знаете почему в Индии 150 млн мусульман, могут быть теракты исламистов, как правило заехавших из Пакистана, но никогда не будет ИГИЛ? В 2002 году в городе Годхра в Гуджарате сгорели заживо 58 индусов, подожженных в поезде мусульманскими фанатиками. В ответ главный министр Гуджарата Нарендра Моди объявил день траура и процитировал закон Ньютона: “Силе действия равна сила противодействия”.

И в Гуджарате начался чудовищный мусульманский погром. Изнасилования, убийства, сожжения, снос домов и предприятий принадлежавших мусульманам. Полицейские были в сговоре с погромщиками. Чиновники явно информировали убийц. Все это было просто чудовищно. И… подтолкнуло карьеру Нарендры Моди вверх. Он стал сверхпопулярен. Многие считают его гением менеджмента, навроде Ли Куан Ю.

За Гуджаратский погром он ни разу не высказал ни тени сожаления. И за это его избиратели тоже уважают. Фигура Моди неприятно поражает Каплана. Он спокоен, цивилизован, прагматичен, сыплет цифрами о построенных дорогах, электростанциях и технопарках. Лично он очень скромен, являясь, по сути, вишнуитским монахом, отказавшимся от семьи ради служения организации «Раштрия сваямсевак сангх» – крупнейшей в мире некоммунистической организации, по сути – вишнуистскому ордену. При этом Нарендра Моди категорически отказывается высказать хотя бы тень даже самого политкорректного и лицемерного сожаления касательно гуджаратских событий. Он отказывается играть в игру правила которой Каплан считает для всех, особенно в третьем мире, обязательной.

При этом Каплан вынужден признать «сквозь зубы»: «Как ни тяжко это признавать – с 2002 в Гуджарате не было ни единого столкновения на религиозной либо этнической почве». То есть методы Моди работают.

Американец с удовлетворением замечает, что выборы 2010 года гуджаратский политик и его «Бхаратия Джаната Парти» проиграли, но он рано торжествовал. В 2014 году Нарендра Моди стал премьером Индии, получив весомую поддержку избирателей.

Но в оценке индийского сюжета Каплан невольно расчехляет ту причину по которой американцы явно и неявно поддерживают радикальный ислам, включая ИГИЛ. Ислам рассматривается Вашингтоном как некий глобальный окислитель, растворитель чужих национализмов, низкоуровневый глобализатор для тех для кого американская глобализация слишком элитарна. А вот к силам национального возрождения, будь то в Индии или в России американская политика враждебна.

Индийская ситуация важна для русских тем, что Индия в бесконечно гипертрофированном виде имеет те же проблемы с национальным самосознанием, что мучат и нас. Русская история и география полна вставок «нерусского» кода – Золотая Орда, казенная монархическая толерантность и полякование периода Империи, большевистская дружба народов против «русского шовинизма». Наше понимание самих себя искусственно перекраивалось на нерусский и в чем-то даже антирусский лад.

Но для Индии та же самая проблема характерна в бесконечно более драматической степени – индийцам приходится буквально собирать свою историю и самосознание из кусков и фрагментов. Даже их международный национальный символ является символом оккупантов. Каплан раскрыл мне глаза на Тадж-Махал. Памятник, с которым ассоциируется Индия во всем мире – это монумент сооруженный оккупантами – моголами. Причем Шах-Джахан был именно тем правителем который отказался от терпимости к индуизму. То есть оккупантом вдвойне.

Каплан отмечает, что развитие образования, науки, исторических знаний, содействует не столько терпимости, сколько, напротив, развитию этнического разделения и нетерпимости. Историческая память о жестокостях древних оккупантов становится личной исторической памятью. Образование впервые приоткрыло народам их собственную историю и подтолкнуло к стремлению сводить исторические счеты.

«Индусские бедняки остаются в блаженном неведении о Махмуде Газневи и его зверствах при завоевании Индии. Зато ныне о Махмуде узнали буржуа». Потому индусский национализм всего сильнее не среди невежественных бедняков, а среди интеллектуалов: ученых, программистов, законоведов… И поэтому требование индийских националистов к мусульманским и иным многонациональным соседям категоричны и, со своему, вполне разумны. «Мусульмане, обитающие в Индии, обязаны отринуть память о монгольских владыках Бабуре и Акбаре, отказаться от терроризма; они должны стать индийцами до мозга костей».

Аналогичного подхода, с моей точки зрения, должны придерживаться и русские националисты – обитающие в России мусульмане должны откинуть память о монгольских владыках Чингис-хане, Батые и Узбеке (тем более что первые двое были язычниками и временами жестоко преследовали мусульман), перестать рассказывать сказки, а тем более – навязывать в публичном пространстве миф о России как «преемнице Золотой Орды». Тогда страна сможет наслаждаться по настоящему прочным межнациональным и межрелигиозным миром. Сегодня национальное самосознание народов не только формируется в настоящем, но и совершает экспансию в прошлое.

Читая книгу Каплана я больше всего жалел, что аналогичных авторов нет у нас. В досоветское время были единичные, но увлекательные примеры, такие как Сергей Сыромятников – псевдоним «Сигма», объездивший с секретными миссиями Ближний Восток, Корею и Манчжурию, одновременно писатель и политический агент. Я знаком с его внуком Борисом Дмитриевичем, который, по мере сил, рассказывает о деятельности деда (Сыромятников Б.Д. «Странные» путешествия и командировки «СИГМЫ» (1897…1916 гг.). СПб, 2004) и даже завел на фейсбуке посвященную этому страницу.

В советское время существовал слой журналистов-международников, а по сути – разведчиков и дипломатов, которые писали увлекательные очерки о странах, где побывали или находись постоянно. Но эти очерки были либо аполитичны, как тексты Всеволода Овчинникова, либо слишком заидеологизированны и интеллектуально узки.

В современной России, из-за её бедности и нечеткости внешней политики, аналогов Каплана, умеющих соединять разведывательный, журналистский, геополитический и исторический подходы, попросту нет. Но, будем надеяться, однажды появятся.