Перейти к содержанию Перейти к боковой панели Перейти к футеру

Прот. Александр Шмеман – прот. Георгий Флоровский. Письма 1947-1951 годов.

Переписка прот. Георгия Флоровского и на тот момент просто иерея Александра Шмемана, двух ярких представителей богословской мысли русской эмиграции, – весьма ценный источник по истории православного богословия и биографиям обоих героев, особенно о. Георгия Флоровского – одного из любимых моих русских мыслителей.

Основная тема писем – подготовка переезда Шмемана из Парижа в США, в Св.-Владимирскую Семинарию, из которой он, в итоге, пригласившего его Флоровского выдавит. В письмах много маневров по подготовке переезда, хлопот о документах, деньгах, месте в клире, попытки переезд скрыть от коллег, много сплетен о Сергиевском институте в Париже и борьбе в нем группировок, много новостей экуменического движения, богословских обсуждений исчезающе мало…

К о. Александру Шмеману я всегда относился без симпатии, если не сказать более. Мне он всегда казался совершенно пустым автором и модернистским церковным дельцом. Более менее неплох был “Исторический путь Православия”, но выходивший с каждой главой на все более дремуче либеральные выводы. Значительно потеплел к нему я только когда узнал о большой поддержке им Солженицына, впрочем сопровождавшейся полным недопониманием национальной мысли и значения Александра Исаевича.

Флоровский для меня когда-то был почти всем в богословской мысли и в основе мировоззрения – историзм+неприятие унитаристской метафизики. Я составил до сих пор являющийся лучшим на русском языке сборник его богословских работ. За 20 лет я конечно изменился, но и сейчас Флоровский значит для меня немало.

По прочтении этого романа в письмах могу сказать, что хуже начал относиться к обоим.

Особенно, конечно, неприятно пишет Шмеман. Понятно, что это письма довольно молодого человека, который при этом отягощен многодетной семьей – и вынужден устраиваться, изворачиваться, хитрить. Но все же какое-то буквально нечеловеческое озлобление к декану Свято-Сергиевского института еп. Кассиану (Безобразову) у него переходит все границы. Из письма в письмо он травит “стариков” из группы “ККК” – Кассиан – Киприан (Керн) – Карташев, причем главный упрек к ним – именно стремление сохранить русский облик сергиевского института, консерватизм и т д. Кассиану еще достается отдельно за твердый антисоветзм. За то же достается и “безумным карловчанам”.

С другой стороны, с большой ревностью и неприязнью о В.Н. Лосском, который “затмевает” Шмемана в глазах экуменического сообщества. Походя полупрезрительно даже о друге Иване – Мейендорфе, причем в том ключе, что тот чисто кабинетный ученый, который вряд ли достигнет чего-нибудь великого. По факту же, конечно, работы Мейендорфа – это огромный вклад в Историю Церкви (иногда безоговорочно переворотный, как работа о влиянии Византии на становление Московской Руси), а сочинения Шмемана забываешь не успев перевернуть последнюю страницу.

И тут дело не только в том, что всё это слишком человеческое. По счастью наше поколение почти не пишет писем, а собирать чатики будут цереушники, а не историки. А то от нас тоже бы понаоставалось бы.

Но… поражает какой-то пугающе обмирщенный дух всего этого со стороны богословов и священников, один из которых постоянно именуется даже в переписке “современным святым отцом”, а другой намеревался устроить каноническую и экклезиологическую революцию в Америке.

Есть хорошая точка сравнения – письма о. Серафима (Роуза) позднее постоянного оппонента Шмемана. По ним всегда чувствуется, что их пишет монах, человек духа, они вполне могли бы принадлежать кому-то из древних святых отцов. Переписка Шмемана и Флоровского это на 90% письма клерков, не интеллектуалов, не клириков, а именно клерков. И это удручает.

Причем клерки они образовательные, что неплохо, и экуменические, что ужасно. Видно, что оба в эти годы, в значительной степени – функционеры экуменического движения. Они зависимы от него в доходах, поездках, социальном статусе… Влияние тех или иных чиновников от экуменизма, протестантов, сравнимо для них с влиянием митрополитов-первоиерархов и превосходит всех прочих православных начальников и коллег.

И именно здесь кащеева игла рассуждений обоих соратников-экуменистов об Истине, которая должна быть обретена в экуменическом поиске и которая должна оказаться, как они верят, Православием. Разумеется, параметры “Истины” будет определять тот, кто оплачивает авиабилеты: Париж-Рим-Афины и обратно, а не те для кого медстраховка в 3,88 $ серьезный расход.

Не надо, впрочем, еще забывать, что многие межвоенные европейские интеллектуалы после Второй Мировой попросту заткнулись и не говорили лишнего. Даже думать не смели.
Вписались в контекст торжествующего либералиума. Достаточно прочесть предпоследний раздел “Хитрости разума” – одной из первых манифестных работ Флоровского, замечания о связи новоевропейского рационализма и талмудического иудаизма, чтобы догадаться – позднее о. Георгий постарался мимикрировать под стандартную западно-либеральную Повестку.

И в этой же связи особенно неприятен постоянный агрессивный антинационализм обоих, заточенный против русской национальной церковной традиции, против идеала Святой Руси, против попыток сохранить национальное начало в русской диаспоре, неприязнь к русским беженцам от Советов – ДиПи – столь укрепившим Зарубежную Церковь.

Оба собеседника одержимы идеей некоей абстрактной, стоящей выше национальных традиций, границ и устойчивых социальных структур “вселенской церковью”.

Разница в том, что у Флоровского эта церковь должна возникнуть из его ретротопии, византинизма и неопатристического синтеза – в этом есть хоть что-то консервативно романтическое, хотя неприятие русской национальной церковной традиции у него граничит с русофобией, так что он попросту не замечает гигантских фигур в русском богословии, как В.И. Несмелов. Пытается их преуменьшить и даже дискредитировать. Грех Флоровского – субъективистский отказ распространить свой историзм на русскую церковную историю, отказ признать значимость ее результатов.

У Шмемана же ретротопии нет, он по сути настоящий нигилист, мечту Флоровского он скоро отвергнет и начнет сооружать свое американизированное православие, в котором вселенскость будет означать смешение на американский манер. Мол создадим православие, освобожденное от русскости, и тут же вся Америка хлынет в OCA.

Сейчас уже очевидно что вышло и из экуменических экспериментов и из шмемановской модерн-автокефалии. Пустота. Все мессианские планы обратились в прах.

На поле вселенского православия остались только две силы.

Греческий имперский церковный национализм Фанара, воплощающий все более решительно проект “натовского православия” и русский имперский церковный национализм Москвы (неизбежно гораздо более широкий, всечеловечный) – идея Третьего Рима как русского политико-эсхатологического призвания основанная на идеале Святой Руси.

Остались две политические определенности. Восстановившаяся частично русская симфония (в последние годы аппаратчики в РФ стараются ее опять подорвать) или политически востребованный в операциях Госдепа Фанар.

Потому что Православие, нравится вам это или нет, это установка на тождество сакрального и политического порядка, которую участники переписки глупо называли “цезаропапизмом” (мифичность этой концепции показана Дагроном).

Если Православие не гонимо оно осуществляет себя как национальный политический порядок разворачивающийся в сакральную империю. Существование в качестве либеральной конфессии меньшинства, как одной из протестанских деноминаций, православию противопоказано, мало того – абсурдно.

Византизм как социальная матрица Православия требует отстройки большого сложного социума. как автор эссе “Империя и пустыня” Флоровский мог бы это понять, да и Шмеман в молодости написавший “Догматический союз” – мог бы. Но они оба предпочитали жить в миражах “окончания константиновской эры”, считая именно себя реалистами, а защитников национальной традиции – утопистами. Между тем, “ультранационалистическая” РПЦЗ дала и для развития Православия в Америке больше, чем OCA. Именно мощи святых РПЦЗ освятили эту землю.

И пошедшие на страшный соблазн сотрудничества с подъяремной Москвой в 1950-80-е годы Лосский, Успенский, владыки Василий (Кривошеин), Антоний (Блум), каждый в своей области сделали для русского Православия больше, чем Шмеман, а Флоровский остался как автор текстов, а не как деятель. Сделали именно потому что зацепились за русскую почву и начали опылять хотя бы те немногие уголки, до которых могли дотянуться.

В этом смысле беда обоих собеседников была их страшная беспочвенность, которая превратилась в разрушительство “мифа о Святой Руси”. И как и всегда удар по мифу о Святой Руси не порождает ничего кроме мифа о Незалежной Украине.

Издатель книги профессор из Миннесоты Павел Гаврилюк проделал огромную работу. Ее даже не портит апологетика Шмемана, так как комментатор систематически указывает на несоответствие фактам тех или иных утверждений о. Александра в его письмах. Но иголки “Украины” вылезают из этого стога постоянно и в самых неожиданных местах.

Например Андре Грабар, родившийся в Киеве в 1896 году в семье сенатора Российской Империи Грабара и баронессы Притвиц, учившийся в Петроградском университете у Кондакова, начавший путь в эмиграции как преподаватель русского языка, оказывается в комментариях “украинским искусствоведом”. На каком основании? На том, что пару месяцев прожил в юрисдикции УНР? Что дальше? Назовут Шульгина “украинским националистом”?

Как я уже не раз говорил, вся эта виртуальная “вселенскость” всегда заканчивается местечковым национализмом. Единственная реально работающая вселенскость Православия сегодня – это русская церковная традиция, и по своей огромности, и по готовности защищать существование православного мира, не превращая его в придаток госдеповских спецопераций. Это прекрасно показал тот же о. Серафим Роуз – стопроцентный американец, носитель именно американской культуры, заинтересованный в западной православной традиции, однако глубоко и полно влившийся в русскую православную традицию и сам оказавший на нее огромное влияние.

Православие будет или русски/вселенским или фанариотски/сервильным. И главный упрек и к Флоровскому и к Шмеману тот, что, судя по материалу этих писем, они не только не собирали русское Православие, они его расточали.

Оставить комментарий

19 + двенадцать =

Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг»

Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту 4276 3800 5886 3064 или Яндекс-кошелек (Ю-money) 41001239154037

Большое спасибо, этот и другие проекты Егора Холмогорова живы только благодаря Вашей поддержке!