Гуревич А.Я. История историка. М.-СПб, Центр гуманитарных инициатив, 2012

Автобиографические лекции знаменитого советского медиевиста Арона Яковлевича Гуревича (1924-2006) – чтение весьма занимательное, хотя и жутковатое. Ослепший человек пытается рассказать о своей жизни и карьере в советской исторической науке. Получается перечень бесконечных гадостей и обид от коллег, предательств со стороны учителей, друзей и учеников, а также гонений (трудно провести грань воображаемых или действительных) за еврейское происхождение.

Я помню его еще другим. 1992 год. Лекции Института Мировой Культуры в МГУ. Арон Яковлевич рассказывает надменно, но исключительно увлекательно о средневековой литературе exempla, о работах Филиппа Арьеса об антропологии смерти. Почти наверняка, о том, кто такой Арьес я узнал впервые именно из этой лекции Гуревича. Я, восторженный юноша, уже прочитавший немало его книг “Категории средневековой культуры”, “Эдда и сага”, с интересом слушаю. Задаю какие-то вопросы, всеми силами пытаясь показать, какой я умны. Он благодушно и иронично отвечает, что чтобы понимать скандинавистику надо знать много языков, в частности исландский. “Учите исландский” – его резюме. Чувство превосходства, даже позерство? Да. Но ни разу не желчность.

Можно, конечно, сказать просто, что Гуревич был конфликтный, озлобленный, с ноткой параноидальности человек – во всех мемуарах нет никого, кого бы он так или иначе не припечатал. Иногда его оценки выдают просто интеллектуальную недостаточность – например его характеристика Б.Ф. Поршнева. Он издевается над книгой Поршнева “Феодализм и народные массы” где тот проводил якобы ничем не обоснованную теорию о том, что все средневековье шла острая борьба между феодалами и народом, и не будь этой борьбы – феодалы бы поработили народ и развитие остановилось. Сопротивление же масс вынудило общество двигаться вперед и осваивать новые техники и социальные механизмы. Гуревич над этим издевается как над выдумкой. Но это же факт! Все средневековье народ в самых разных формах боролся с гнусностями высших классов – и с феодальным разбоем, и с сверхэксплуатацией. Эта постоянная протестная активность вынуждала Церковь и королей совершенствовать систему, пресекать беззакония. Роль вздорожания труда после Черной Смерти и сопротивления народа в становлении капитализма – теперь хорошо известна.

На практике, думается, восприятие Гуревичем Поршнева предопределено тем, что его покровительницей была Н.А. Сидорова – партийная дама от науки, организовавшая травлю Поршнева за его теории, но, при этом, мечтавшая заполучить в свою команду действительно талантливого и компетентного историка. Благодаря покровительству Сидоровой, Гуревич преодолел немало административных барьеров. Гуревич весьма увлекательно описывает технологию продавливания его докторской диссертации, примененную Сидоровой: “- Вот вы и похвалите Гуревича за то, что при малом количестве источников он написал такую замечательную диссертацию”.

Поразительно то, что запущенный Сидоровой механизм действовал и после её внезапной смерти благополучно довел Гуревича до защиты, хотя это и не избавило покровительницу от немалого числа колких характеристик со стороны покровительствуемого.

Я придумал для этой необъяснимой желчности более тонкое объяснение – мы себе воображаем слепоту как нечто благородное и обостряющее внутреннее зрение. Слепец Гомер, теряющий глаз ради меда поэзии Один… Похоже, что на практике это не так – по тексту чувствуется, как Арон Яковлевич не может собраться с мыслью, как ему вспоминаются в основном всякие безрадостные вещи. Он пытается расмешить себя и слушателей, но на ум приходят в основном не смешные еврейские анекдоты. Завеса тьмы на глазах подергивает тьмою и душу.

Но если говорить об объективных фактах, которые Гуревич приводит, то по любому получается, что советская историческая наука была адом. Пока Жорж Дюби делал фильм “Время соборов”, а Жак Ле Гофф редактировал “Анналы” (где, конечно, тоже ругани между броделевцами и легоффовцами было немало), Гуревичу приходилось выcлушивать длиннющие выволочки на всевозможных собраниях, объясняться с ЦК КПСС по поводу обвинений в “немарксистском структурализме” и прочая и прочая. Чтобы понять, что из себя представляла советская система науки, особенно в 1950-60-е годы, вплоть до того момента, когда ранний “Застой” дал немного свободы, нужно прочитать у Гуревича про пытку Калининским пединиститутом, работой преподавателем в провинциальном вузе, где ученому масштаба Гуревича просто нечего было делать. В большинстве развитых стран – провинциальный университет был милым прибежищем для исследователей, желавших получать свою ренту, не привлекая излишнего социального внимания. В СССР это была форма пытки. Советская система схоластического псевдомарксизма совершенно убивала социальные науки – убивала просто потому, что талантливые яркие исследователи, как Гуревич, уйму времени вынуждены были тратить не на то. Человек, которому система ломала жизнь все наиболее творческие годы и который стал слепнуть через несколько лет после того как стал выездным и получил возможность насладиться заслуженным международным признанием на мой взгляд имеет весьма веские основания жаловаться на жизнь.

Короткие интеллектуальные всплески происходили, время-от времени, по почти случайным поводам. Например советский партийный бонза, философ-марксист академик П.Ф. Юдин решил обессмертить свое имя изданием “Истории мировой культуры” и привлек для этого лучшие молодые интеллектуальные силы эпохи. Из этого проекта, разогнанного после смерти Юдина, выросли “Поэтика ранневизантийской литературы” С.С. Аверинцева, “Византийская культура” А.П. Каждана, “Категории средневековой культуры” Гуревича и многое другое. По колоссальной отдаче недолго длившегося и неудачно закончившегося проекта становится понятно, какие силы подспудно жили в советской гуманитарной науке, если бы на них не давила многотонная свинцовая плита.

При этом Гуревич находился еще в достаточно привилегированном положении. Были люди, чья научная карьера и даже жизнь были попросту уничтожены. Достаточно вспомнить ассиролога В.А. Белявского, ровесника Гуревича, фактически вытесненного из официальной ассирологии, работавшего сторожем и умершего от инфаркта в 53 года.

В пользу Гуревича работало, во-первых, международное признание его работ благодаря поддержке школы “Анналов”. Чтобы разобраться в природе этой поддержки нужно вспомнить 1968 год – когда студенческая революция в Париже привела к верхушечному перевороту и в редакции “Анналов”. Консервативный неомарксист Фернан Бродель был свергнут тройкой “новых левых” – Ле Гофф, Ферро и Ле Руа Ладюри. Одним из факторов престижа Броделя была его дружба с представителями своего поколения советских историков – Поршнев, Далин, Манфред. Ле Гоффу нужен был, в том числе и как фактор престижа, советский историк работающий в близкой к нему парадигме исследований ментальности. И он нашел идеального визави в лице Гуревича, который находился под сильнейшим впечатлением от “Цивилизации средневекового Запада”. Произошла своеобразная конвергенция – Гуревич в “Категориях средневековой культуры” переписал для советского читателя Ле Гоффа, а, с другой стороны, был достаточно интересен западному читателю, так как включил в “Категории” вполне самостоятельные исследования раннесредневекового менталитета германцев и скандинавов. Так Гуревич стал советским полномочным представителем школы “Анналов”, где “дружить с французами” со времен сближения де Голля с СССР считалось хорошим тоном, а Ле Гофф получил “своего” советского историка для усиления позиций своей фракции исследователей менталитета. Эта легоффоцентричность очень сказывается на исследовании Гуревича “Новая историческая наука во Франции и школа “Анналов”, в которой Броделю и вообще представителям истории longe duree посвящены не самые приязненные главы. Заметим, кстати, что в современной Росии в поле интеллектуальной моды находятся скорее Бродель и его продолжатели из школы мир-системного анализа, нежели изучение ментальностей, так, толком, у нас и не привившееся.

Вторым преимуществом Гуревича было то, что, вопреки его жалобам на 5 пункт, его происхождение включало его в сеть неформальной взаимной поддержки там, где русский на его месте оказался бы в стерильном социальном вакууме. К примеру, невозможно понять во многом иррациональную поддержку со стороны Н.А. Сидоровой, если не знать, что она, прежде всего, была женой Владимира Иосифовича Векслера – знаменитого физика, создателя синхрофазотрона. И, пожалуй, в особенностях этой системы коренится объяснение того, почему в ней выживало много одаренных евреев, несмотря на все стоны об антисемитизме, – и мало одаренных русских. Русский практически неспособен по темпераменту вот так вот крючкотворно бодаться с системой – протаскивать книгу сквозь цензуру, интриговать на собраниях. Либо неталантливый русский идет в “начальники” и выслуживается, превращаясь в столь знакомый нам типаж упыря славянской наружности, либо талантливый начинает бороться с системой, уходит во внутреннюю эмиграцию, начинает писать в стол, спивается. В общем любыми способами пытается избавить себя от необходимости общаться с Големом.

Ну и имеем то, что имеем – заметим, что с концом советской системы, на фоне общего деградирующего тренда и в науке и где угодно, появилась и развернулась масса талантливых русских. Впрочем, нынешнее закручивание гаек непременно приведет к новой деруссификации – под знаменем духовных скреп и общероссийского патриотизма выживут только те, кого от вида голема не тянет блевать. Русские же таланты, выживают только на самоотверженной службе (каковая невозможна в ситуации системной казнокрадократии) или в свободе.

Так или иначе несмотря на всю желчность и зашкаливающий этно- и эго- центризм воспоминания Гуревича – весьма познавательный источник о состоянии гуманитарных и социальных наук в послевоенном СССР. Чтение, являющееся, по меньшей мере отрезвляющим. Впрочем, и для понимания порога компетентности самого Гуревича и более трезвого отношения к другим его работам, эта книга дает весьма много. Факт, который меня лично поразил (не сказать, чтобы приятно) – в книге ни разу не упомянут замечательный русский историк П.М. Бицилли, хотя зависимость “Категорий средневековой культуры” Гуревича от его “Элементов средневековой культуры” очевидна и в самом тексте “Категорий” не скрывается.

Отдельным любопытным источником по исторической антропологии является фоторяд книги – история превращения дурно одетого советского доцента в импозантного и загадочного Ученого Гуманитария с ироничным взглядом из под толстых очков и неизменной трубкой (позаимствованной из имиджа Жака Ле Гоффа) в руках. Я запомнил его именно таким.

Цитата:

Я пропустил такой факт своей биографии, как защита докторской диссертации. В секторе истории Средних веков Института всеобщей истории я ежегодно выступал с докладами, излагая свои последние изыскания, почти в каждом сборнике «Средние века» на протяжении ряда лет появлялась моя статья или историографический обзор. И вот однажды во время очередной беседы с Сидоровой относительно темы следующего моего доклада она мне говорит: «Хватит докладов. В следующий раз сообщите нам, что вы заканчиваете докторскую диссертацию и в будущем году будете ее защищать». Тональность была директивная. Я удивился благожелательному отношению со стороны этой женщины — суровой, решительной, по — большевистски прямолинейной и подчас беспощадной. Но ее предложение отвечало моим интенциям. Работа приближалась к логическому завершению; источники были исчерпаны по первому разу, хотя в принципе они неисчерпаемы и по многообразию, и по обилию. Я говорю:
— Может, не надо торопиться?
— Нет, вы сделайте так, как я говорю. Я хочу взять вас в сектор, но могу вас взять только в качестве доктора. Кандидатом вас дирекция не пропустит. Не в ваших интересах затягивать дело.
Я поблагодарил Нину Александровну и объявил перед своим следующим докладом, что приближаюсь к завершению докторской диссертации. Н. А. спешила, она позвонила В. И. Рутенбургу, который руководил в Ленинградском отделении Института истории сектором Средних веков, и договорилась о внеочередной защите моей диссертации в Ленинграде. И он, специалист по итальянскому городу, согласился быть оппонентом по моей скандинавской проблематике. Но когда Нина Александровна мне это сообщила, я со свойственной мне бестактностью и нерасчетливостью сказал, что в Ленинграде защищаться не буду.
— Как? Но там же вне очереди!
— Я лучше немного подожду. Моим главным оппонентом должен быть А. И. Неусыхин, а состояние его здоровья не таково, чтобы поехать в Ленинград. Прошу меня извинить, Н. А., но иначе я не могу.
— Тогда организуйте свою защиту как хотите.
Но это не значило, что мы с нею побили горшки. Назавтра она вызывает меня и говорит: «Через две недели в секторе будем обсуждать вашу диссертацию. Рецензентами я назначаю А. И. Неусыхина и Я. А. Левицкого». И смотрит на меня испытующе, подозревая мою нервную реакцию на вторую кандидатуру. «Как вы сочтете нужным, Н. А.».
Должно быть, многие даже и не слыхали о Левицком. Яков Александрович Левицкий, который числился специалистом по раннесредневековому английскому городу, был весьма малотворческой фигурой. Его привлек в Институт истории Е. А. Косминский, который с конца 40–х и в 50–е годы возглавлял большой авторский коллектив по подготовке обширного двухтомного труда «История английской революции XVII века». То было время, когда писали коллективные труды, посвященные истории той или иной страны, или, например, большой том по истории Французской революции. Правой рукой Косминского, не занимавшегося организационной стороной дела, и стал Левицкий. Со своими педантизмом и дотошностью он оказался вполне на месте. В «народе» — среди аспирантов, Я. А. называли Крошка Цахес. Были ли у него на макушке три золотых волоска, как у персонажа одноименной новеллы Гофмана? Я их не увидел. Но такая уж у него была невзрачная внешность. Он пользовался доверием Косминского и очень ревниво следил за тем, чтобы кроме него, Евгении Владимировны Гутновой, любимой ученицы Евгения Алексеевича, Зинаиды Владимировны Удальцовой и, может быть, еще кого‑то, никто к персоне «акадэмика», как он выражался, не был бы приближен. При этом, видимо, была достигнута полная гармония интересов этих приближенных, с одной стороны, и семьи Косминского — с другой.