Перейти к содержанию Перейти к боковой панели Перейти к футеру

В.Л. Цымбурский. Россия. Земля за Великим Лимитрофом

Цымбурский В.Л. Россия – Земля за Великим Лимитрофом: Цивилизация и ее геополитика. М., УРСС, Изд.2 2010.
Книга одного из выдающихся современных мыслителей – геополитика и политического философа, трагически недовостребованного и трагически рано умершего от рака в 2009 году. Первый и единственный в постсоветской России Цымбурский убедительно заговорил на языке геополитики как достаточно строгой и, в то же время, политически провокативной науки. Строго говоря, он и по сей день остается единственным русским геополитиком постсоветского периода, при том, что количество работ, надписанных этим словом, составляет уже тысячи и тысячи.
Цымбурский создал одну из великих политических концепций нашего времени давшей толчок контр-евразийскому консервативному и националистическому тренду: Остров Россия (см. также статью о “Похищении Европы” и о судьбе концепции). Россия в геополитическом смысле это остров, особая цивилизация, отделенная от Запада, арабов, Китая поясом земель с промежуточной идентичностью, такими как Украина, прибалтика, Закавказье.
Основная ошибка внешней политики России по Цымбурскому – “похищение Европы” – попытки быть державой западноевропейской политической системы, вместо того чтобы осваивать свой восток, нашу огромную Америку – Сибирь. Россия тратит огромные силы на покорение и удержание лимитрофов вместо того, чтобы предоставить эту “поствизантийскую сволоту” как резко выражался Вадим в частных беседах, её собственной судьбе и заниматься своими делами.
Надо понять, что в начале 2000-ных это была настоящая Декларация Независимости и от либералов с их западничеством и от Дугина измышлявшего геополитические союзы типа “мы должны стратегически опереться на Германию за это отдав ей Кенигсберг”. Цымбурский над всем этим утопизмом издевался предельно жестко и зло.
Несомненно, ядро, “правсимвол”, как выразился бы Шпенглер, идей Цымбурского лежит в основе идеологии и геополитики русского национализма и в наше время. Идея России как острова, как самого-для-себя человечества, не нуждающегося ни в каких внешних геополитических подпорках – несомненная истина.
Сложнее обстоит дело с концепцией “похищения Европы”, которая, как раз, имеет шанс быть аннексированной евразийством (глубоко Цымбурскому отвратительным). Мол незачем русским лезть в Европу и считать себя европейцами. У самого Вадима на сей счет была хулиганская шуточная теория, что если уж вторгаться в Европу, то всё население надо перебить, а себя, русских, объявить единственными европейцами. Строго говоря, и его отношение к Евразии всегда было таким же. Русские должны полностью русифицировать Евразию и быть единственными евразийцами. Не быть частью Евразии, а быть самими собой как Евразией (мне, впрочем, чем дальше, тем больше, оценка геополитического положения России как “Евразии” кажется сомнительной, на самом деле, если и имеет смысл оценивать Россию через сдвоенный географический термин, то это, конечно, “Евроарктика”). В основе мировоззрения Цымбурского – абсолютный россиецентризм.
Русские – европейский народ и исторически, и этногенетически, и расово, и географически, и по культурным привычкам. В конечном счете, мы сидим на стульях, а не на корточках (важнейшая, как считал Фернан Бродель, разделительная черта). Из европейского политического сообщества русские выпали по исторически случайным причинам, однако именно в то самое генеративное время – XIII-XV века, когда это сообщество самоопределялось и самоосознавалось.
В результате положение русских в Европе напоминает положение одного из сыновей в семье, который появляется после длительного пребывания, к примеру, на Аляске. Он не был тут давно, его почти никто не помнит, многих беспокоит – не самозванец ли он. При этом он массивен, опасен и амбициозен. При этом он один из претендентов на наследство. Любили ли бы вы такого человека? Навряд ли. Стали бы ему делать гадости и объяснять всем, что он “не настоящий Баскервиль”? Вполне вероятно. Положение русских в Европе – это не столько похищение чего-то нам не принадлежащего, сколько принуждение к признанию. И, понятное дело, это принуждение требует сил, времени и нервов. Но не заявлять права на то, что нам принадлежит – очень вредно.
Другое дело, что принуждение зачастую сопровождалось у русских мимикрией. Не просто присвоением общеевропейских открытий и инноваций (в котором русские преуспели гораздо больше многих иных европейских народов), но и неадекватная культурная мимикрия, далеко выходящая за рамки обычного принятия общеевропейского культурного кода. Цымбурский разрабатывал свою концепцию в эпоху безумного либерального западничества, истерических требований уничтожить Россию вовсе, лишь бы вестернизироваться. И его перо было заточено именно против этого безумия. Сейчас Россия переживает период безумной евразийской азиатчины, выступающей обоснованием для отказа русским в базовых правах, включая право на жизнь. И закономерно, что нам приходится расставлять акценты иначе, затачивая их против азиатчины и ордынства. Впрочем, и сам Цымбурский охотно подвергал критике эти концепции.
Вне цикла “Остров Россия” Цымбурский был не менее блистателен: концепция городской революции и отменяющей ее Контрреформации, теория поэтики политики
(090329234006)_CimburskijVadim7_2zmbДа и в частной жизни он обладал каким-то странным безумным обаянием настоящего гения. Жил с мамой и множеством кошек в дальнем Подмосковье, все время говорил всем гадости, пытался обидеть… Скажем общаясь со мной и зная что я православный, он норовил сказать какое-нибудь кощунство. Но обижаться на него было совершенно невозможно. По крайней мере я обижаться на него не мог.
Социум его не принимал. Мало того, он, кажется, не очень принимал попытки социума его принять, когда они предпринимались. Книги издавались туго. Небольшая книжка о которой мы говорим – в мягкой обложке – правда в 2010 вышло второе ее издание. Потом Белковский от щедрот издал сборник действительно важнейших работ Цымбурского “Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы”. Вадим уже умирал. Павловский оплачивал ему лечение, издавал, но было уже поздно. Посмертно вышли изданные Борисом Межуевым “Конъюнктуры земли и времени” и филологические “Scripta minora”.
В качестве рецензии на большую книгу я написал статью, которая потом без изъятия пошла вторым изданием на некролог. Вадим после выхода рецензии звонил и долго благодарил. Хоть чем-то смог его порадовать…
Перед конференцией его памяти в 2011 г. я взялся за подаренную им совместную с Гиндиным книгу “Гомер и восточное Средиземноморье” (М., Восточная литература, 1996). И оказался в совершенном шоке. Цымбурский решил Гомеровский вопрос – вопрос об исторической реальности стоявшей за поэмами Гомера. И этого никто не заметил! Нечеловечески обидно.
Вот текст моего выступления на этой мемориальной конференции, посвященный интерпретации названия американской операции в Ливии: “Одиссея. Рассвет”. Среди общего уныния, царившего на ней, это было небольшое интеллектуальное хулиганство.
Так же заслуживает всяческого внимания очень глубокая статья Бориса Межуева “Цымбурский и Шпенглер” в 3 частях (ч. 1, ч. 2, ч.3). Так же Борису Межуеву принадлежит книга “Политическая критика Вадима Цымбурского”, но я с нею пока не имел случая ознакомиться.
Цитата:

А. Дугин. Основы геополитики. Геополитическое будущее России.
М., “Арктогея”, 1997, 608 с.
Александр Дугин – в наши дни самый популярный и раскупаемый автор из числа русских радикалов. Он сделал себе имя, насаждая воззрения европейских новых правых на почве русского национал-большевизма. За это Сергей Кургинян некоторое время назад отнес деятельность Дугина к “фашистскому этапу антирусской игры”. По-моему, эта оценка продиктована прежде всего духом здоровой конкуренции. Ибо и Кургинян, и Дугин – корифеи публицистического постмодерна России с его парадоксальной игрой сценариями, которая порой напоминает причудливую “автономную реальность” компьютерных игр. В этом смысле десятки провалившихся кургиняновских сценариев не уступают дугинской серии статей начала 90-х годов “Великая война континентов”, где Анатолию Лукьянову отведена роль Великого Магистра Евразийского Ордена.
В продолжение идей Карла Хаусхофера о “континентальном блоке” и Жана Тириара о “евро-советской Империи” Дугин эксплуатирует популярный в нынешней России термин “Евразия”. Хитроумно подменяя его специфически русский смысл (“Россия-Евразия”) общеевропейским, автор стремится побудить ленивых русских поработать на Большую Евразию. Мы узнаём, как Океан-Левиафан извечно борется с Континентом-Бегемотом. Триумфом Левиафана стала победа в “холодной войне” Соединенных Штатов, насаждающих теперь в мире свой Торговый Строй и крушащих при этом традиционные цивилизации и уклады. Чтобы отстоять независимость Большой Евразии, Россия-Евразия должна собрать мировой противоцентр – Новую Империю (или Империю Империй) – из любых сил, готовых войти в антиамериканскую игру. Призыв к соединению всех сил, воззрений и веяний, враждебных “открытому обществу” в понимании Карла Поппера, гремит и в одной из последних книг Дугина “Тамплиеры пролетариата (Национал-большевизм и инициация)” (М., “Арктогея”, 1997). Такая “широта взгляда” как раз и делает Дугина вполне неприемлемым даже для тех, кто ненавидит то же, что ненавидит и он, но не готов к беспринципной “противостройке” из чего придется, без различения духов.
В дугинском проекте важнейшей частью Новой Империи должна стать Европейская Империя с центром в Германии. При этом Северной, прусской, Германии (которой Россия вернет Кенигсберг) предстоит интегрировать Балтику – от Латвии до Норвегии плюс Нидерланды. Вокруг Южной Германии соберется католический пояс от Польши до Хорватии, включая запад Украины и Белоруссии. Притянув к себе европейский Запад – Францию, Италию, пиренейские народы, эта империя вытеснит США из Средиземноморья и возьмет под контроль арабский Ближний Восток с Северной Африкой. Англия же как агент Левиафана станет “козлом отпущения”, брошенным на съедение кельтским национализмам.
Второе ядро Новой Империи – Иран. По Дугину, его зона протянется от границ Индии по Армению с прихватом постсоветской Средней Азии; сюда же примкнут “останки Турции или Турция после проиранской революции” (с.246). “Иранская геополитическая линия” пройдет через Дагестан, Чечню, Абхазию до Крыма, закрывая туда доступ туркам и саудовским ваххабитам – “проатлантистам”. На востоке опасность для России со стороны либерализующегося Китая сможет сдержать только Тихоокеанская империя Японии – от Австралии по возвращенные Южные Курилы включительно. В зону ее влияния попадут также буддийские земли от Тибета до Маньчжурии, а так же Монголия, Бурятия, Тува и, может быть, даже Калмыкия – ламаистский анклав в России.
Что обретут русские при таком раскладе? Чтобы притянуть европейцев и азиатов к идее Новой Империи, Россия откроет им доступ к своим ресурсам. За это от первых она удостоится допуска к новым технологиям, а через вторых получит выход к южным океанам: границами России, по Дугину, станут границы континента! Кроме того, внутри Новой Империи с Россией сольются Левобережная Украина и Северный Казахстан. Православный пояс от Центральной Украины до Сербии получит особый статус: “Географически они принадлежат к южному сектору Средней Европы… в такой ситуации Москва не может… заявить о своем прямом политическом влиянии на эти страны” (с.376). Тут, скорее всего, возникнет своего рода автономный европейско-российский лимитроф, тогда как в некоторых стратегических точках Средней Азии будет развиваться сотрудничество России с Ираном.
Чтобы Новая Империя уравновесила мощь США, России придется положить на чашу Большой Евразии свое ядерное оружие. Отрекаясь от статуса региональной державы и добывая себе мировую роль, Москва тем самым будет призвана развивать по преимуществу стратегические средства Третьей мировой войны, игнорируя те рода войск и виды вооружений, которые могли бы угрожать ее потенциальным союзникам по континентальному блоку и вызывать у них настороженность. По сути, Дугин обязывает Россию разоружиться перед этими соседями; как он полагает, ее возможные потери окупятся в большом противостоянии Америки и Евразии. Кроме того, чтобы не перенапрячься под грузом разнородных задач, России следует сосредоточиться на строительстве своей неопасной для соседей, но опасной для США армии, а технологические задачи, в том числе разработку новых вооружений, передоверить европейским союзникам.
Территориально Россия как часть дугинской Новой Империи должна будет получить куда меньше, чем того хотелось бы русским националистам: чего стоят сдача Южных Курил, Кёнигсберга, “особый статус” Крыма с учетом украинских и татарских интересов и т.д.! Но, оказывается, в рамках этой Империи Империй территориальный суверенитет обесценится в принципе. Границы, особенно российские, будут размыты; все этнические, религиозные и иные общины обретут суверенность культурную и смогут жить “в своей реальности”, не имеющей выхода на уровень имперского обустройства. Это относится и к русским. Согласно Дугину, для улучшенного их размножения “факт принадлежности к русской нации должен переживаться как избранничество, как невероятная бытийная роскошь” – да только без всяких “претензий на государственность в классическом смысле” (сс.256, 258). Другие этносы и конфессии России должны чувствовать себя живущими не в “русском националистическом православном государстве”, а “рядом с русским православным народом” в континентальной Империи, в которой все общины равны по статусу.
Подведу итог этому проекту. Дугинская Россия – образование без явных сухопутных границ и пределов, не имеющее, в отличие от них, однозначной сферы влияния (Империи) вне области расселения этнических русских. В технологическом плане Россия попадает в жесткую зависимость от Европы, разоружается перед сильными соседями, но вместе с тем из страха, как бы те не перешли на сторону Левиафана, питает их своими ресурсами и защищает своими ракетами, авианосцами и пушечным мясом. Русские как таковые предстают крупной общиной без государственности в классическом (и, похоже, в любом ином) смысле, но с явным военным уклоном: этакими мамлюками Большой Евразии, которые трудятся на “высшую инстанцию” – ее разношерстных боссов и взбадривают себя миражами своей “невероятной бытийной роскоши”, “высшего антропологического достоинства” и т.п. Все это выглядит продолжением роли русских в прежнем СССР, только расширившемся до континентальных масштабов и не имеющем никакой общей идеологии, кроме антиамериканизма.
Бедный русский Бегемот! Твой выбор – стать жвачкой для Левиафана или пойти на шашлыки для всей Большой Евразии! Если наша “познанная необходимость” такова, то для чего вообще городить евразийский огород и бунтовать против Торгового Строя? Если все, что нам даст Новая Империя, – это возможность “жить в своей национальной и религиозной реальности”, то Торговый Строй вполне позволит русским сподобиться этой же благостыни: в США “своей реальностью”, не имеющей отношения к государственности, живут сотни сект.
Книга не лишена интересных деталей. К ним я отнес бы в первую очередь возрождение идеи – из поздних работ Хелфорда Маккиндера – насчет Восточной Сибири с Приморьем (так называемой Lenaland) как особого внешнего придела российской платформы, очень слабо с ней связанного. Дугину делают честь его предупреждения по поводу вызовов, с которыми Россия вскоре столкнется в этой “лимесной” тихоокеанской полосе. Но в целом геополитика такого рода сегодня – парадоксальный отзвук 70-х и начала 80-х годов, поры большого советского натиска на евроазиатские платформы незамерзающих морей. Ссылки на сложившуюся в то время “евро-советскую” программу Тириара да и попытки Дугина связать свои построения с духовным наследием советского военного руководства тех времен не случайны. В этих претензиях есть, вероятно, доля мистификации, но кажется вполне правдоподобным, что в геополитических писаниях нашего автора запоздало и с искажениями выговаривается, как блестяще обозначил ее Дугин, далекая от публичности “криптогеополитика” позднего СССР – геополитика “почтовых ящиков” и кружковых оппозиционных тусовок. Тогда панконтинентализм как перспектива естественно вытекал из ситуации нашей Империи, сегодня же он выглядит альтернативной программой “разделки Бегемота”.
И, наконец, замечу, что для Дугина как стилиста губительно полное отсутствие контролирующей самоиронии. Нужно большое дерзновение, чтобы назвать свой опус “Тамплиеры пролетариата” после бессмертных слов Умберто Эко о том, что “бывают сумасшедшие и без тамплиеров, но которые с тамплиерами – те самые коварные”. То же касается и “Основ геополитики”. Как воспринимать горделивый тезис, будто русские “в первую очередь… являются православными, во вторую – русскими и лишь в третью – людьми” (с.255)? Так ведь и представляешь себе злоключения супружеской черты, оказавшейся родителями православного русского… зверя. А читая, что “геополитика – это наука править” (с.14), соображаешь, что, верно, географию автор понимает как искусство рисовать… на карте.

Оставить комментарий

15 + восемь =

Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг»

Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту 4276 3800 5886 3064 или Яндекс-кошелек (Ю-money) 41001239154037

Большое спасибо, этот и другие проекты Егора Холмогорова живы только благодаря Вашей поддержке!