Поучение Владимира Мономаха

Один из величайших и мой любимейший деятель русской истории. Его Поучение — один из лучших памятников древнерусской литературы — первый живой от первого лица голос русского человека о себе самом.

Мономах еще при жизни — и уж тем более сразу после смерти был признан носителем идеала — идеальным князем и человеком, а за его потомками закрепился особый престиж, обеспечивший им почти все княжеские столы. Связано это с тем, что Мономах выработал этос поведения русского князя и неукоснительно ему следовал. С одной стороны, это высокая порядочность в вопросах наследования. Будучи сыном великого князя Всеволода он уступил стол старшему в роде Святополку Изяславичу, осажденный Олегом Святославичем в Чернигове предпочел уступить город ему (у того и в самом деле были на Чернигов преимущественные права «по отчине»). Мономах был поборником братолюбия среди неспокойной братии Рюриковичей и непрерывно их мирил или принуждал к миру и справедливости. Собственно Поучение начинается с того как коалиция князей посылает к Мономаху предлагая ему напасть на братьев Ростиславичей, а он отвергает это несправедливое предложение и начинает в скорби открывать псалтирь на произвольных местах, ища утешения.

Помимо братолюбия Мономах был славен как воин защитник Русской Земли. Он был вдохновителем крестовых походов против половцев, разработал их тактику — глубокая операция весной, когда трава в степи хилая и половецкие кони слабы. При этом со степняками он был суров и даже жесток, как показывает история с казнью им «Итларевой чади» — половецких князей. Никакого выдуманного евразийцами «русско-степного братства» не было и в помине. Мономах явно относился к половцам так же как крестоносцы к язычникам: способен к дипломатии но по сути готов был «обойтись как с язычниками». Даже больше — он воспринимает рати с половцами как разновидность охоты, которой так увлекался.

Судя по описанию его охотничьих подвигов, он был не просто страстный, а крайне рисковый охотник в лучших рыцарских традициях. Западные исследователи чаще всего и рассматривают его как «русского рыцаря» и на то есть все основания. Рубеж XI-XII вв. был временем максимальной интеграции русского, византийского и западноевропейского элитных сообществ. Тетки и сестры Мономаха были замужем вплоть до Франции, он сам — сын дочери василевса — был женат на дочери убитого при Гастингсе английского короля Гарольда Годвинсона. Всё это был единый клубок, где принципиальной разницы между русским князем и анжуйским графом не было, кроме разве того, что русский был высокообразован и мог написать такую яркую автобиографию. На Западе черед таких «Я»-книг настанет лишь спустя 100 лет, когда Жоффруа де Виллардуэн опишет взятие Константинополя. А в конце XI в. пишущий рыцарь был на Западе нонсенсом.

В XII в. Запад ушел в резкий отрыв так как появились университет, схоластика, готика, Бернард Клервосский создал особый горделивый фанатизм. И тогда появились ордена в Прибалтике, подлый 4-й крестовый поход, закрепление идеи что на востоке схизматики. А с другой стороны — опустившаяся на Русь ордынская ночь. О масштабе этой ночи можем судить по такому факту — Поучение знаменитейшего из русских князей дошло до нас лишь в одной рукописи, рукописи «Лаврентьевской летописи».

Поучение Мономаха осталось редким саженцем возможного, но не состоявшегося будущего, где Русь на равных и кое в чем впереди, где князь одинаково ловко держит копье, рогатину, скипетр и перо. Поучение удивительно изыскано по художественной форме.

Сперва идет Рассказ о размолвке с братьями, утешение Псалтирью, а затем — нравственное поучение детям. Не лениться. Не лениться. Не лениться. Молиться всегда и везде — на коне сидя повторять «Господи Помилуй» — такой княжеский исихазм. Всё делать самому. Не зависеть от слуг и воевод. Народ беречь, благотворить, крестьян не обижать, одеваться просто и всегда быть наготове.

Дальше это наставление подкрепляется яркой автобиографией: «Путями». Сам литературный прием исчисления времени по путям уже достоин чтобы обессмертить Мономаха как писателя. Но он еще прибавляет к нему изящнейшие по интроспекции и самопроникновению воспоминания о самых трудных поворотах жизни. Мораль этой автобиографии: надлежит не беречь себя, но трудиться — править, воевать, молиться, охотиться. Ибо Божье бережение лучше человеческого.

У Мономаха удивительно развитое личностное сознание. Причем не только применительно к самому себе, но и применительно к миру. В «Поучении» есть прекрасный отрывок о разнообразии человеческих лиц: «И сему чюду дивуемъся, како от персти создавъ человѣка, како образи розноличнии въ человѣчьскыхъ лицих, — аще и весь миръ совокупить, не вси въ одинъ образ, но кый же своимъ лиць образом, по Божии мудрости». Академик Лихачев убедительно доказал, что его источник «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского, но есть и очевидная разница. У Экзарха мышление дробное, для него разнообразие состоит в том, что один носатый, другой глазастый. А Мономаха восхищает именно интегральная непохожесть лиц как личностей.

Невероятно трогательный документ- его письмо Олегу Святославичу после того как в битве с ним пал сын Мономаха. Письмо удивительное по возвышенной скорби и христианскому примирению. «Дивно ли что муж умер на войне? Так умирали и лучшие из предков». Кстати мира с Олегом Мономах в итоге добился и они до конца жизни в итоге были союзниками и собратьями, хоть и соревновались.

В отечественной историографии есть неплохая книга Кривошеева о Мономахе. Хотя временами там встречаются ошибки и «сенсационные» интерпретации.

Классическая советская книга академика Орлова.

Сахаров в ЖЗЛ. Я правда считаю, что Сахаров, зачастую, выдумщик не по делу.

В «Шести византийских портретах Оболенского отличный очерк о Мономахе.

Я мечтаю написать о Мономахе книгу. Даже сына назвал в честь него Владимир. Но пока написал только небольшое эссе.

Цитата:

А се в Черниговѣ дѣялъ есмъ: конь диких своима руками связалъ есмь въ пушах 10 и 20 живых конь, а кромѣ того же по ровни ѣздя ималъ есмъ своима рукама тѣ же кони дикиѣ. Тура мя 2 метала на розѣх и с конемъ, олень мя одинъ болъ, а 2 лоси, одинъ ногами топталъ, а другый рогома болъ, вепрь ми на бедрѣ мечь оттялъ, медвѣдь ми у колѣна подъклада укусилъ, лютый звѣрь скочилъ ко мнѣ на бедры и конь со мною поверже. И Богъ неврежена мя съблюде. И с коня много падах, голову си розбих дважды, и руцѣ и нозѣ свои вередих, въ уности своей вередих, не блюда живота своего, ни щадя головы своея.

Еже было творити отроку моему, то сам есмь створилъ, дѣла на войнѣ и на ловѣхъ, ночь и день, на зною и на зимѣ, не дая собѣ упокоя. На посадники не зря, ни на биричи,сам творилъ, что было надобѣ, весь нарядъ, и в дому своемь то я творилъ есмь. И в ловчих ловчий нарядъ сам есмь держалъ, и в конюсѣх, и о соколѣхъ и о ястребѣх.

Тоже и худаго смерда и убогыѣ вдовицѣ не далъ есмъ силным обидѣти, и церковнаго наряда и службы сам есмъ призиралъ.

Да не зазрите ми, дѣти мои, ни инъ кто, прочетъ, не хвалю бо ся ни дерзости своея, но хвалю Бога и прославьляю милость его, иже мя грѣшнаго и худаго селико лѣт сблюд от тѣхъ часъ смертныхъ, и не лѣнива мя былъ створилъ, худаго, на вся дѣла человѣчьская потребна. Да сю грамотицю прочитаючи, потъснѣтеся на вся дѣла добрая, славяще Бога с святыми его. Смерти бо ся, дѣти, не боячи, ни рати, ни от звѣри, но мужьское дѣло творите, како вы Богь подасть. Оже бо язъ от рати, и от звѣри и от воды, от коня спадаяся, то никтоже вас не можеть вредитися и убити, понеже не будет от Бога повелѣно. А иже от Бога будет смерть, то ни отець, ни мати, ни братья не могуть отьяти, но аче добро есть блюсти, Божие блюденье лѣплѣѣ есть человѣчьскаго.