Александр Гершенкрон. Экономическая отсталость в исторической перспективе
Александр Гершенкрон. Экономическая отсталость в исторической перспективе. М., Дело, 2015 (536 стр., тир. 1000 экз., 978-5-7749-0877-6)
Сборник работ американского экономиста, родившегося в России, в Одессе, Александра Гершенкрона (1904–1978), включает, прежде всего, его работы, посвященные влиянию фактора экономической отсталости на модернизацию. Особенность теории Гершенкрона по сравнению со стандартными теориями экономического роста, предполагающими последовательное прохождение развивающимися странами тех же стадий, что когда-то прошли развитые, состоит в том, что Гершенкрон считает отсталость фактором способствующим ускоренному развитию. Он доказывает свой тезис на примерах догоняющего Англию развития Германии в XIX веке и догоняющего Германию и Англию развития России. Догоняющая страна может пользоваться опытом, капиталом и передовыми технологиями лидера и, при этом, в какой-то момент обойти его на повороте, например когда в лидирующей стране установлено старое оборудование и используются устаревшие технологии, а в догоняющей стране с нуля внедряются новейшие.
Однако для того, чтобы догоняющая модернизация стала успешной, наряду с капиталом и технологиями необходим, по мнению Гершенкрона, и серьезный моральный фактор, который вынуждает предпринимателя двигаться вперед.
“В условиях экономической отсталости любому предпринимателю, любому энергичному, привыкшему рисковать промышленнику потребуется более сильный стимул, чем перспектива высокой прибыли. Для того, чтобы преодолеть рутину и предрассудки нужна вера”.
Эти слова написаы в связи с размышлениями Гершенкрона о братьях Перейра и банке “Кредит Мобилье”. Современный индустриальный капитализм был создан усилиями этих братьев (бывших убежденными социалистами – последователями Сен-Симона, да-да, промышленный капитализм был создан социалистами) и их банком. В итоге они проиграли финансовое соревнование Ротшильдам, но при этом они заставили даже Ротшильдов играть по новым правилам. На смену финансово-ростовщическому капитализму пришел инвестиционный.
По мнению Гершенкрона:
“В экономике России проявились специфические черты, имевшие весьма важные последствия.
1. Главным инициатором экономического развития страны стало государство, преследовавшее военные цели.
2. Тот факт, что развитие экономики было направлено в первую очередь на обеспечение военных потребностей страны, обусловил скачкообразный характер этого процесса. По мере возрастания военных нужд экономическое развитие ускорялось, и наоборот – чем меньше были военные потребности, тем медленнее шло развитие экономики.
3. Вследствие такого скачкообразного характера развития при каждом новом всплеске экономической активности тяжелое бремя ложилось на плечи населения, которому суждено было жить в этот период…”
Дальше речь идет о страшном гнете и крепостническом режиме вводимом государством, и о стагнациях, вызываемых переутомлением. Если эти “гершенкроновские циклы” имеют место в самом деле, то мы сейчас как раз на этапе экономического разгона, обусловленного военными нуждами государства. Будет тяжело, но интересно. Отдохнем в гробу, а вот дети как раз застанут выдох, сопровождающийся использованием созданных нашей эпохой новых возможностей. И кстати, это всё объясняет, почему вся тема импортозамещения встала в таком агрессивном военном ключе. Иначе производственные процессы попросту не запустятся.
Специальный очерк Гершенкрон посвящает индустриализации России.
Ключевым принципом виттевской индустриализации, по мнению Гершенкрона, была “замена труда капиталом”.
То есть в условиях, когда община сковывала переход крестьян в рабочие, качество предпринимательской и трудовой культуры было низким, а внутренний рынок – слабым с низкой покупательной способностью, ставка была сделана на… новейшие технологии.
На русские фабрики и заводы ставилось самое капиталоемкое, самое современное и эффективное машинное оборудование, которое компенсировало недостатки в подготовке рабочих и слабость предпринимателей. Эти сверхсовременные немецкие и американские машины ставились на гигантские заводы, так как модернизация в большом масштабе была проще. Начали появляться собственно русские технологии, скажем самые современные доменные печи.
Чтобы получить это современное оборудование, правительство сдавливало внутренний рынок, не повышая, а понижая его покупательную способность жесткой фискальной политикой. Вынимали каждую копеечку.
Зато строили, строили и строили железные дороги, тем самым этот сжимаемый внутренний рынок расширяя.
При этом спрос государство обеспечивало само, покупая, в известном смысле, само у себя.
Результаты известны – экономический рост 8%, упадок сельского хозяйства, промышленная гигантомания, голод 1891 года, Транссиб, Бакинская нефть, золотой рубль, расцвет марксизма (отнести ли сюда же Революцию 1905 года?).
Жесткая индустриализация при Витте за счет выжимания соков из деревни. сменилась в 1900 году депрессией в связи с исчерпанием всех ресурсов для выжимания, переходящая в 1905 году в Революцию. Революция 1905 года была, как ни парадоксально, антивиттевской революцией общества измотанного потогонной модернизацией.
Общество добилось своих целей. Выкупные платежи были уничтожены. Положение крестьян и рабочих резко улучшилось. При этом промышленный рост перезапустился, но решающую роль в нем играли уже не правительство, а банки.
При этом Столыпин предложил определенную схему сотрудничества верхушке крестьянства и рабочим (Столыпин вообще проводил очень энергичную политику по рабочему вопросу, идеологом которой был Лев Тихомиров – об этом очень часто забывают).
В итоге вместо жесткой модернизации по Витте пошла мягкая модернизация по Столыпину-Коковцову, с темпом роста 6% вместо 8%.
Но, увы, потом убийство Столыпина, отказ от рабочей политики, Ленский расстрел, затем Первая Мировая и Революция.
Гершенкрон категорически отказывается от мнения, что революция была неизбежным результатом модернизационной политики. Он считает, что если бы политически революции удалось избежать, то перезапустился бы после войны третий цикл модернизации, где ведущую роль уже играли бы сами промышленники.
Вместо этого, произошла дичайшая архаизация социальных механизмов. Индустриалистская партия в аграрной стране, где мужик, получив помещичью землю, практически перешел к натуральному хозяйству, вынуждена была действовать в направлении продолжения прерванной индустриализации абсурдно жесткими методами.
Вместо Витте и Столыпина началось второе издание Петра I. Сталина сталинисты часто сравнивают с Петром I. Это кажется крутым сравнением, но, как отмечает Гершенкрон, в этом нет ничего хорошего. Это откат политических методов на 200 лет.
И рисует очень саркастичную картину.
“Если бы в середине 1930-х годов Петр I вдруг воскрес и начал бы знакомиться с жизнью в России, то поначалу, наверное, он столкнулся бы с определенными трудностями. Во-первых за это время изменился язык, а во-вторых, техника шагнула далеко вперед. Судебные процессы 1930-х , возможно, показались бы Петру I чересчур затянутыми и многословными. Вероятно, он пожурил бы Сталина за то, что тот дал слабину и собственноручно не расстрелял “стрельцов” своего времени. Тем не менее Петр разобрался бы в ситуации очень быстро – ведь сходство между петровской и советской Россией буквально било в глаза… Огромные перемены, произошедшие советской деревней, его ничуть не огорчили бы. Он быстро осознал бы, что коллективизация, по сути, сродни крепостничеству его периода”.
Собственно главное, что утратила Россия при большевиках – это механизмы “развития без крепостничества”, вполне уже отработанные Витте и Столыпиным.
В цикле лекций “Европа в русском зеркале” Гершенкрон анализирует теорию Макса Вебера о протестантской этике как источнике духа капитализма, привлекая для сравнения экономический вклад старообрядцев в развитие российской промышленности. Вклад этот Гершенкрон не считает слишком значительным, но он присутствует. Гершенкрон обращает внимание на сходство эфеекта достигнутого протестантизмом и старообрядчеством, при абсолютной разнице догматики (доктрины проявления спасенности через богатство у старообрядцев, конечно же, не было) и отсутствии у старообрядцев элементов рационализма. По мнению Гершенкрона и в протестантском и в старообрядческом случае экономическая эффективность объясняется не доктриной, а корпоративной структурой сообществ и более высокой этикой отношений внутри них, предполагавшей профессиональную честность. Именно отсутствие в России разработанной цеховой этики Гершенкрон и считает одним из ключевых факторов тормозивших её промышленное развитие.