Испанский фильм 2019 года “Во время войны”, посвящен гражданской войне в Испании и противопоставлению двух фигур – генерала Франко и философа Мигеля де Унамуно.

Режиссер Алехандро Аменабар печально известен фильмом “Агора” в котором крайне тенденциозно показана судьба философессы-язычницы Ипатии и её убийство толпой христиан якобы по призыву св. Кирилла Александрийского. И на сей раз от фильма о столкновении философа с консервативно-католической реакцией в Испании в годы гражданской войны я ожидал похожего клеветона. Но Аменабару удалось меня отчасти удивить.

По раздуваемой в современной Испании легенде, ректор университета Саламанки – Мигель Унамуно, один из двух крупных философов и интеллектуалов бывших в новой истории Испании наряду с Ортегой-и-Гассетом, сперва поддержал восстание националистов, придумал для него идеологическую формулу – “защита западной христианской цивилизации”, а потом, насмотревшись ужасов и наслушавшись пропагандистских речей, перед смертью всё это публично осудил и умер под домашним арестом.

И вот фильм имитирует “путь прозрения” Унамуно, показывая франкистский террор, отвратительного пропагандиста генерала Мильян Астрая, хитрого лиса Франко, рвущегося к власти. И Унамуно, склочный высокомерный старик-интеллектуал, у которого сперва арестовывают одного друга, за то что масон, потом второго, за то что левый, и обоих расстреливают, в итоге приходит к осознанию и решимости бросить франкизму вызов.

В фильме и в самом деле много элементов “атмосферы террора” – грохот выстрелов за городом и взлетающие птицы (Унамуно говорит, что это стреляют браконьеры), кровь на асфальте, черные воронки, мрачные “гестаповцы” и т.д.

Но вот только получившийся продукт оказался обманкой. Получился, несмотря на все развешанные в нужных местах ужасы франкизма, совершенно франкистский пропагандистский фильм. Генерал Франко (вообще очень симпатичный мне персонаж) умный и хитрый, настроенный прежде всего обмануть немцев, удержать власть и навести в стране порядок. Он переигрывает Бургосскую хунту, прежде всего масона Кабанельяса, и становится главнокомандующим “на время войны”. При этом звучит фраза: “Если приказать Франко взять холм, он вгрызется в него и не отдаст”.

Поэтому Франко заинтересован в том, чтобы война продлилась как можно дольше, потому что при мгновенном взятии Мадрида он просто окажется снова в казармах. Франко же хочет использовать войну для того, чтобы очистить Испанию и установить в ней по настоящему прочный мир.

Франко совершает идеологическую традиционалистскую революцию – возвращает старый королевский флаг и гимн, начинает истово молиться, выбирает в качестве своего образца эль-Сида. Берет на вооружение сформулированный Унамуно концепт “защиты западной христианской цивилизации”, при том, что самому Унамуно происходящий традиционалистский поворот не особо нравится.

В итоге Франко принимает судьбоносное решение, наступать не на Мадрид, а на Толедо, с целью деблокады Алькасара, тем самым увенчивая хэппи-эндом великий алькасарский миф (вклеивается кусок абсолютно мифогенной хроники – Франко и полковник Москардо в Алькасаре).

Для любого человека, размышляющего в нормальной консервативной парадигме, получается настоящее прославление Франко. И мелкие уколы, попытки показать его неполную искренность, то, что он приспосабливается к обстоятельствам, левацкого дела не спасают – понятно, что военный, который не является идеологом, осваивает язык политического жеста на ходу. Главное, что он его освоил. Очень трогает сцена, как Франко приходит к молящимся жене и дочери, становится с ними рядом на колоне и цитает “Богородице, Дево, радуйся…”.

Санти Прего в роли генерала Франциско Франко Баамонде

Абсолютно гениальна и мифогенна сцена с тем, как Франко приказывает сменить республиканский флаг на “тот, который был всегда” и солдаты начинают петь королевский гимн, слов которого никто не знает (прикол в том, что устоявшихся слов у испанского гимна нет).

Наверняка режиссер будет оправдываться в том духе, что это отсылка к знаменитой сцене из “Кабаре” с “Завтра принадлежит мне”, но, на самом деле, в сцене нет вообще никакого сатирического элемента, это такой чистый беспримесный патриотический восторг.

Вопрос о республиканцах решается просто – их просто не показывают. Если бы показывали, пришлось бы либо изобразить их такими же кровавыми маньяками, либо приглаживать действительность. Поэтому о республике говорится словами третьих лиц – Унамуно все время подчеркивает, что они сами убийцы, его друг пастор-масон упоминает о погромах церквей, периодически ругают Сталина… То есть что коммунисты и леваки – тоже убийцы говорят некоммунисты, хотите верьте, хотите нет.

С “эволюцией” Унамуно тоже все получается не гладко. Желчный старик ругается и говорит злые слова про всех. При этом к каким-то действиям его подталкивают только аресты друзей (и то он признает, что масонство – это правда серьезная проблема). Он регулярно ругается со своей дочерью, которая имеет республиканские убеждения.

Однако самая патетическая сцена заканчивается неожиданно. К Унамуно приходит вдова убитого националистами левого мэра Саламанки. В какой-то момент Унамуно отказался ей помочь выручить мужа, сказав, что может только дать денег. И вот она доходит до крайности и приходит просить денег. Но Унамуно ей отказывает, потому что денег у него теперь нет. И она припоминает ему, что он пожертвовал франкистам 5000 песет (это был прогремевший на всю Испанию жест) и они купили на них оружие, а значит Унамуно убийца, в том числе убийца её мужа. И на эти ее слова левая дочь отвешивает ей пощечину, а потом обнимает и вместе плачет. Вообще в конечном счете мы наблюдаем не эволюцию философа, а эволюцию дочери к пониманию его жизненной позиции.

Есть еще странные антиантифашистские проколы. Например показан молодой фалангист, который сначала восторженно берет у Унамуно автограф, а затем пропускающий философа во дворец Франко, где он тщетно пытается убедить генерала отпустить друзей. По логике “антифашистской фильмы” этот чернорубашечник должен в итоге сделать какую-то страшную гадость. Но ничего подобного, это ружье не выстреливает.

И вот последний мощный аккорд – то самое выступление Унамуно, в котором он обличит франкистов на Дне Расы в Саламанкском университете. И создатели фильма удивительным образом ухитрились эту сцену деконструировать.

В канонической легенде Унамуно выслушал отмороженную речь генерала Мильян Астрая закончившуюся криком “Смерть интеллектуалам!” и взорвался, разразившись потоком саркастических реплик и оскорблений, в том числе направленных лично против генерала – мол он калека как Сервантес, но не имеет величия души Сервантеса, а потому хочет множить число калек.

В фильме разозлившие Унамуно речи произносит кто угодно, только не генерал. Унамуно решает высказаться после того как находит у себя в кармане письмо жены того самого расстреляного друга-масона. Речь его представляет собой набор довольно бессвязных реплик. С одной стороны, эти реплики не имеют ничего общего с реальной речью Унамуно – например заявление о том, что он больше не разделяет тезиса о “защите христианской цивилизации”, а с другой многие реплики опущены, как тот же самый выпад против Мильян Астрая.

В действительности события, по всей видимости, развивались так. Унамуно рассердили речи против каталонцев и басков, названных раком на теле Испании, который надо вырезать. Сам Унамуно был баском и конечно считал, что меньшинства надо не вырезать, а интегрировать. И его первая реплика была посвящена прежде всего этому.

Дальше, по всей видимости, последовал шабаш, подогреваемый генералом Мильян Астраем, кричавшим: “Смерть интеллектуалам! Да – смерть!”. На что и последовала приписываемая Унамуно вторая реплика, о том, что генерал Мильян Астрай – инвалид войны, которому не хватает духа Сервантеса. Поэтому генерал, будучи маргиналом, пытается маргинализовать всю Испанию. Но маргиналии не должны диктовать норму.

“Это храм интеллекта, а я его верховный жрец. Вы оскверняете его священное жилище. Что бы ни говорила пословица, я всегда был пророком в своей стране. Вы победите, но не убедите. Вы победите, потому что у вас осталась грубая сила, но вы не убедите, потому что убеждать означает убеждать. И чтобы убедить вас, вам нужно то, чего вам не хватает в этой борьбе, разум и право. Я считаю бессмысленным просить вас думать об Испании”.

То есть в целом фильм, конечно, гораздо ближе к действительности, чем антифранкистская легенда. Но в нем странным образом смазан конфликт Унамуно и Мильян Астрая.

Режиссер по сути отказался от финальной схватки философа и генерала, к чему вроде как шло весь фильм: “Смерть интеллектуалам!” vs “Здесь храм интеллекта!”. Это, конечно, сознательное решение, ослабляющее всю ситуацию. Мильян Астрай и Унамуно сталкиваются как бы по касательной, и обороняющимся показан как раз генерал.

Впрочем, тут надо понимать, что, несмотря на левацкий разгул, франкисты в Испании все еще достаточно влиятельны. И после выхода фильма режиссер и так огреб от ассоциации защитников памяти генерала Мильян Астрая, они заявили, что эпизод сильно раздут, “Речь Унамуно” сочинена оппозиционным испанским писателем для британского журнала. Дочь генерала настаивала, что он сказал иначе: “Если интеллектуалы служат злу, то смерть интеллектуалам”. Поэтому делать на генерале еще больший акцент режиссер, наверное, постеснялся.

Но если принять за базовую версию то, что описания более-менее соответствуют действительности, то все-равно: Унамуно выступил не против франкизма, даже не против фалангизма, и исключительно против принципа “Испания только для кастильцев” и против воинствующего некрофильского антиинтеллектуализма. То есть спор был не о сущности, а о методах.

Высказывание Унамуно ставшее афоризмом “Вы победите, но не убедите” означало “вы демонстрируете мускулы и ругаете интеллект, но чтобы победить по настоящему вам понадобится именно интеллект, то есть я и такие как я”. Как все больше становится понятно, Унамуно имел в виду именно это – он не обличал франкизм, он именно резко указал на опасность фашистского культа грубой силы и антиинтеллектуализма. Он хотел донести простую истину, что “Смерть интеллектуалам” Мильян Астрая опасна прежде всего для самих националистов.

Дальше зрители звереют, кажется Унамуно сейчас убьют, в руках появляется оружие. И на спасение философа бросается жена генерала Франко – Кармен Поло, которая получилась самым идеальным персонажем фильма. Она кричит ему “Возьмите меня за руку”. И генерал Астрай кричит: “Возьмите госпожу Франко за руку!”. Жена каудильо выводит Унамуно из зала и отпускает руку только в автомобиле. После чего произносит монолог о том, что Унамуно не должен был так говорить, что её муж хочет только одного, чтобы Испания была тихим местом, где люди не кричат и не бросаются друг на друга. “Ради Бога, мы хотим только одного – мирную Испанию”. Её реплика остается без ответа. Унамуно возвращается домой, к счастливой семье.

Дальше нам рассказывают истории героев. Франко стал диктатором до самой смерти в 1975 году, пережив нацистские режимы. Друзья Унамуно были расстреляны. Унамуно умер во сне смещенный с поста ректора, находясь под домашним арестом. В Испании в 1977 году прошли первые свободные выборы. Интересно то, о чем не сказано ни слова – о восстановлении монархии.

В последнем кадре Унамуно сидит с внуком, а за окном развевается восстановленный Франко двухцветный королевский флаг. На его фоне идут титры.

А теперь самое интересное. Даже в испанской википедии сегодня признано, что миф об “антифашистском прозрении Унамуно” не основан на фактах, это чистая обманка. Унамуно последовательно держался позиции – за национализм, против коммунизма, против крайностей, в том числе террористически-контрреволюционных. Через неделю после стычки в Саламанкском университете он дал большое интервью где сказал следующее:

«Как только возникло спасительное движение под водительством генерала Франко, я присоединился к нему, сказав: то, что нужно спасать в Испании – это западная христианская цивилизация, а вместе с ней и национальная независимость, поскольку здесь, на национальной территории, разворачивается интернациональная война. (…) В то же время я был в ужасе от характера, который принимала эта чудовищная, беспощадная гражданская война, вызванная настоящим коллективным помешательством, эпидемией безумия с определенным патологоанатомическим субстратом. Неслыханные дикости красных, марксистских орд превосходят всякое описание, и потому мне следует экономить на дешевой риторике. Там задают тон не социалисты, не коммунисты, не синкдикалисты, не анархисты, а банды преступников-вырожденцев, природных висельников без всякой идеологии, которые собираются внеидеологически удовлетворять свои ожесточенные атавистические похоти. И естественная реакция на это, к сожалению, тож ечасто принимает патологический характер. Это режим террора. Испания испугалась самой себя. И если его вовремя не сдержать, он достигнет грани морального самоубийства. Если ничтожное мадридское правительство не смогло и не захотело противостоять давлению дикарства, именуемого марксистским, то мы должны надеяться, что у бургосского правительства хватит смелости противостоять тем, кто хочет установить другой режим террора. ( … )

 

Я настаиваю на том, что священный долг движения, которое славно возглавляет генерал Франко, – спасение христианской западной цивилизации и национальной независимости, поскольку Испания не должна быть под диктатом России или какой-либо другой иностранной державы, поскольку здесь, на национальной территории, разворачивается интернациональная война. И также необходимо принести мир, основанный на убеждении и обращении в свою веру, добиться нравственного единства всех испанцев ради восстановления Родины, которая сама себя заливает кровью, обескровливает, отравляет и оглупляет. И рали этого нужно не дать реакционерам в своей реакции выйти за пределы справедливости и даже человечности, как они иногда пытаются. Это не тот путь, при котором стремятся создать принудительные национальные профсоюзы с помощью силы и угроз, террором, а не убеждением и обращением заставляя в них записываться. Было бы жаль, если бы варварский, анти-гражданский и бесчеловечный большевистский режим был заменен варварским, анти-гражданским и бесчеловечным режимом тоталитаррного рабства. Не нужно ни то, ни другого, тем более что по сути они одинаковы».

И еще одно интервью писателю Никосу Казандзакису:

«В этот критический момент испанской боли я знаю, что должен следовать за солдатами. Они единственные, кто вернет нам порядок. Они знают, что значит дисциплина, и знают, как ее внедрять. Нет, я не превратился в правого. Не обращайте внимания на то, что говорят. Я не предал дело свободы. Но на данный момент совершенно необходимо, чтобы порядок был восстановлен. Но в любой день я встану — быстро и брошусь в борьбу за свободу, я один. Нет, я не фашист и не большевик; я одиночка».

То есть публично Унамуно и дальше публично выступал как последовательный сторонник Франко, который полагал, что установлению свободы должно предшествовать водворение порядка.

В частных письмах он выражался более резко, но вновь это были претензии именно к крайностям. Сочувствовать республиканцам он ни в коем случае не стал:

“Варварство единодушно. Это режим террора с обеих сторон. Испания испугана собой, в ужасе. Проросла католическая и антикатолическая проказа. Воют и просят крови гунны и готы. И вот моя бедная Испания, она сама себя обескровливает, разрушает, отравляет и оглупляет…”

Режиссер Алехандро Аменабар и исполнитель главной роли Карра Элехальде

В общем у Аменабара получился странно, крипто-франкистский фильм. При общности метасюжета с его же “Агорой” – столкновение философа и реакционных христиан, фильм получился гораздо более сдержанным. Франкисты, несмотря на все попытки изобразить их отвратительными, не получаются чудовищами, Унамуно, несмотря на все приписываемые ему переживания, не получается антифранкистом. Общее резюме фильма скорее умеренно консервативное.

Чтобы понять почему так, мне чуть-чуть не хватает испанского контекста – что здесь фигура, а что фон. То ли среди всеобщего левацкого безумия в фильме проводятся криптофранкистские идеи припудренные левацкой повесточкой. То ли наоборот, в условиях, когда франкисты все же достаточно влиятельны, приходится volens-nolens пересказывать их нарратив, но пытаясь его всячески снизить и травестировать…

Так или иначе, извне, без испанского внутриполитического контекста, это смотрится как фильм о великом генерале, решившем силой и хитростью восстановить подорванную страну и о нерешительно и сварливо, но поддержавшем его великом интеллектуале. У меня образ Унамуно вызвал большую симпатию и чувство эмпатии, так как я вполне мог бы оказаться на его месте.

Реакцию не всегда делают безупречные люди и консервативному интеллектуалу в период жесткой реакции не всегда просто оставаться одновременно и консерватором и интеллектуалом. Волны антиинтеллектуализма, которые порождает реакция иногда бывают малосимпатичными. Но, все-таки, Унамуно упрямо держится своих убеждений, выступая и против правого антиинтеллектуализма и против левачества, поддерживая силы порядка и защищающих порядок солдат.

Ну а сцена с флагом должна войти в золотой фонд мирового кино.