Ни судья, ни подсудимая (2017)
«Ни судья, ни подсудимая» — неполиткорректное, злое, сатиричное, правдивое кино. Создатели популярного бельгийского сериала много лет снимали работу брюссельского следователя Анн Грювэз — элегантной, эксцентричной, цинично-остроумной женщины, работа которой состоит в том, чтобы докапываться до истины и подшивать ее к делу.
Поначалу «Ни судья, ни подсудимая» вызывает недоверие. Неужели перед нами не актеры, говорящие заученные реплики, написанные лучшими скетчистами? Анн Грювэз настолько артистична, умеет строить такие гримасы и чеканить такие литые афоризмы, что на кинофестивале в Сан-Себастьяне ей дали серебряную награду за лучшую женскую роль, хотя играла она саму себя.
В основе сюжета — детективная история о расследовании убийств проституток, совершенных двадцать лет назад. Анализ ДНК, эксгумации, опросы выживших из ума свидетелей, под занавес даже планируется объявление войны США, чтобы добыть биологические образцы. Все это украшено фирменным профессиональным юмором: «Для меня Брюссель — это перепись трупов»; «— Выловили в канале самоубийцу. — Свежий? — Очень несвежий, весь в креветках»; «Вы должны сообщить мне данные, чтобы я могла сломать вам жизнь».
Но, в сущности, фильм — бескомпромиссный памфлет в защиту европейской идентичности. Все без исключения обвиняемые, проходящие на наших глазах через кабинет Анн, — мигранты. И всякий, кто гулял хоть раз по центру столицы Евросоюза, понимает, что это не тенденциозная подборка.
Впрочем, и любой российский следователь знает, что вся толстая пачка лежащих у него на столе уголовных дел состоит из двух половин: пьяные драки и преступления мигрантов, среди которых тонкой струйкой просачиваются преступления в которых можно поиграть в детектив. Не будь мигрантского криминала, следственные отделы СК и полиции напоминали бы сонное царство, где ничто бы не отвлекало от расследования страшных и мрачных детективных тайн.
Один отправлял агрессивные сообщения подруге («Домогательства. Угрозы. Для албанца — ничего особенного»). Второй грабил прохожих («Я подсчитала, сколько будет стоить ваше содержание в тюрьме, лучше вам умереть сразу»). Третий отнимал деньги у пользователей банкоматов, а теперь жалуется, что потерял память из-за марихуаны («Говорите правду, мой гнев страшнее гнева Аллаха, мой не после смерти, а немедля»). Четвертый на мотоцикле срывал сумки, а теперь грозится уехать в Сирию к джихадистам, если его посадят. У молодой женщины страдающей шизофренией муж уже в Сирию отправился, а она решила, что ее восьмилетний ребенок — демон, и убила его, потому что так ей сказали, явившись во сне, пророк Мухаммед и Иисус («Иисус-то тут причем?»).
Анн, с ее безупречными кофточками, для создателей фильма — сама воплощенная Европа, какой она должна была бы быть. Смысловой центр ленты — жесткий диалог с молодым турком, который избивал мать своего ребенка за то, что та не давала читать сообщения на своем телефоне и не говорила, с кем встречается. Преступник ссылается на «особенную турецкую культуру и ментальность», позволяющую тиранить женщину. Но он родился в Бельгии и по гражданству бельгиец. И что это за неслыханная бельгийско-турецкая культура? «Ваши ссылки на «культуру» — это обыкновенный расизм», — раздраженно бросает ему она.
Героиня отважно сражается за то, чтобы Европа не превратилась в собрание восточных гетто, однако ее бой кажется почти безнадежным. Анн — уходящая натура, а те, кто придет на смену, возможно, сами вырастут в гетто и будут «понимать» менталитет преступников.
Воплощенная в Анн Грювэз Европа умна, скептична, иронична и самоиронична и изрядно секулярна. Фактически она терпима ко всему, кроме криминала и нетерпимости. Это подкупает и очаровывает, но это же и показывает, почему дело, которому она служит, практически безнадежно. «Священному праву, данному Аллахом», каковым руководствуются её подследственные, она может противопоставить только право проституток быть проститутками. На одной этой сверхидее от воинствующих исламистов не отобьешься.
На фильм даже подала в суд одна из подследственных, признавая, что согласилась, чтобы ее снимали, но возражая против коммерческого проката — эпизод вырезали. Европейская пресса встретила киноленту холодно — ее достоинства признают, но смещают акцент: она якобы вскрывает темную сторону жизни госслужащих, их неполиткорректность и предрассудки. Анн Грювэз все-таки хотят сделать «подсудимой». Значит, задело за живое.
Впрочем, Грювэз умеет защищаться. В январе 2019 председатель суда первой инстанции Люк Хеннар, санкционировавший съемку, заявил прессе, что фильм создает дискредитирующий образ бельгийского правосудия (мол, бельгийские следователи расисты, нетолерантны и оскорбляют ислам), и обвинил Грювэз в том, что она потеряла контроль над содержанием. Он запретил Грювэз публично появляться на мероприятиях, связанных с фильмом, включая церемонию вручения призов. В ответ несколько следователей в открытом письме осудили цензурные ограничения Хеннара в отношении своего коллеги.
А в феврале 2019 Высший совет юстиции принял решение не продлевать срок полномочий Люка Хеннара, что является необычной ситуацией. Хотя мотивация решения о невозобновлении носит конфиденциальный характер, информированные источники сообщали, что наезд Хеннара на Грювэз послужил одним из поводов. Бельгийская Фемида показала, что ее корпоративная солидарность и независимость всё еще чего-то стоят даже перед лицом агрессивной политкорректности.
В англоязычном прокате фильм получил название «So help me God» – «И да поможет мне Бог!» – традиционная формула присяги. И в самом деле, помоги ей Боже.
