Поговорим о наших скандинавских соседях. Швеция и Финляндия с помпой вступают в НАТО.

Зачем это НАТО – понятно. Американцы хотят продемонстрировать единство всего западного блока перед лицом так называемой «российской агрессии». Поэтому возможностей быть западной страной с либеральным режимом и не состоять в НАТО скоро просто не будет – в конечном счете загонят даже Швейцарию. Запад должен быть сплочен против России, а Россия должна чувствовать полную небезопасность по всем своим границам.

Возрождается мечта о «санитарном кордоне» вдоль наших границ, наглухо перекрывающем нам путь в Европу (если мы, конечно, в неё шибко стремимся).

А вот зачем это самим Швеции и Финляндии – понятно гораздо меньше, особенно – последней.

С Швецией-то всё понятно. Это бывшая очень агрессивная империя для которой «нейтралитет» был, прежде всего, рудиментом её бывшего имперского статуса. Мол, мы выше всех этих коалиций.

В XVII веке шведы, обладавшие великолепной, хорошо дисциплинированной армией, большую часть солдат которой составляли используемые как пушечное мясо финны, завоевали практически все берега Балтийского моря. Оно стало именоваться «Шведским озером». Отняли у нас в Смутное время  Неву и Приладожье, захватили Прибалтику, захватили часть Германии. Польша пережила ужасающий шведский «Потоп» и лишь с большим трудом отбилась только потому, что воевавшая с Польшей за Украину Россия внезапно сменила фронт, заключила с Польшей перемирие, и начала воевать с Швецией, сочтя, что это угроза более серьезная.

Вопреки тому, что рассказывали наши иноагенты, типы Тамары Эйдельман. После Полтавской битвы и Северной войны в которых потерпела сокрушительное поражение, Швеция не перестала быть агрессивной империей и не занялась своими внутренними делами. Еще несколько раз шведы пытались устроить против России войну-реванш, но не преуспели. Конец на их завоевательных притязаниях поставило только отнятие у них Финляндии в 1809 году – неоткуда стало брать дешевых солдат. Однако и после этого шведский «нейтралитет» – был ну так себе нейтралитет.

И в первую и во вторую мировую войну этот нейтралитет был выгодной формой союза с Германией. Швеция была главным поставщиком железной руды для третьего рейха. Наши подводники, в частности брат моего деда, топили шведские транспорты с рудой, а за ними охотились шведские эсминцы.

В эпоху Холодной войны, не входя в НАТО, Швеция имела более высокий уровень отмобилизованности своих вооруженных сил и спецслужб, чем многие из стран-членов. В знаменитой серии детективных романов Стига Ларссона о девушке с татуировкой дракона всё крутится вокруг последствий работы шведской разведки против СССР, а в изрядно трешевом продолжении этой серии – «Девушка, которая запуталась в паутине» и вовсе присутствует психопатка, целью которой является получение Швецией ядерного оружия. Впрочем и в реальной истории Швеция много лет планировала получить ядерное оружие – по крайней мере тактическое.

То есть шведы о себе и своих постимперских амбициях всё понимают правильно и иллюзий ни у кого нет.

А вот поведение Финляндии кажется парадоксальным. Страна, которая создала себе благосостояние и экономическое процветание на положении буфера, посредника между Россией и СССР и Западом теперь со всей решительностью отталкивает от себя Россию, вступает во враждебный блок, обозначает себя как военную цель в случае конфликта, а главное – закапывает весь колоссальный потенциал экономического сотрудничества с Россией. И это в тот момент, когда в связи с началом новой холодной войны (да, по совести, не то чтоб уж очень-то и холодной) роль посредника обещает стать особенно выгодной.

Скажут, что бывшая более ста лет частью Российской Империи, Финляндия видит, как Россия собирает свои земли назад и боится и ищет защиты. Однако это какая-то глупость. Россия устремлена собрать земли, населенные русскими, а не гоняться за абстрактными призраками империи.

Даже в самом экстремальном русском имперском юморе возвращение Финляндии практически никогда не присутствовало. Никакого желания завоевывать финнов, да еще и с учетом памяти о провальной сталинской «зимней войне», у русских не присутствует.

Зато вот теперь, после того, как финны сами поставили себя к русским в неприязненные отношения, вопрос о том, что может быть вспомнить, что это наша сепаратистская территория, действительно встанет.

А те условия конфликта, в которых дело может дойти до русско-финской войны, будут таковы, что там уж сгорел сарай – гори и хата. На такие мелочи как Финляндия и их сохранность никто внимания обращать не будет.

Зачем это финнам? Что за зов Ктулху, который зовет их к самоубийству или к неминуемому возврату в состав Российской Империи?

На самом деле агрессивный потенциал Финляндии и её стремление к созданию своей микроимперии не следует недооценивать. Финны мечтают о Выборге, которые, как они считают, принадлежит им. Они мечтают о выходе к Северному Ледовитому Океану через Печенегу, захваченную ими в 1920 году и возвращенную нами только после Великой Отечественной. Они мечтают об аннексии Карелиии, так как рассматривают карелов как тех же финнов. Самым наглым мерещится финнский город «Пиетари» и сухопутная граница финно-угорских стран Финляндии и Эстонии.

То есть вступление в НАТО воспринимается в Хельсинки не как защита от несуществующей российской угрозы. В этом смысле членство в блоке повышает угрозу для Финляндии, а не снижает её.

Вступление в НАТО необходимо Финляндии как создание крепкого тыла для собственной агрессивной политики и реализации своих микроимперских амбиций, которых у этой страны с каждым столетием всё больше, а не меньше.

На протяжении средних веков Финляндия была территорией столкновений Руси, в лице Новгородской державы, и Швеции. И одна и другая сторона оспаривали политическое и торговое влияние на финнские земли. Достаточно вспомнить, что название финского города-порта Турку, расположенного у выхода из Финского залива, это русское слово «Торг». То есть Турку это Торжок.

Финнские племена Сумь и Емь ходили то со шведами на новгородцев, то с новгородцами на шведов, то подвергались нападениям обеих держав. И только карелы всегда неизменно стояли на русской стороне и однажды даже вместе с русскими разгромили старую шведскую столицу Сигтуну.

Однако постепенно Финляндия превратилась в колонию Шведской империи, причем её основное назначение состояло в том, чтобы поставлять шведам крепких выносливых солдат, пушечное мясо. Чтобы отрезать Швецию от этого ресурса и обеспечить безопасность Санкт-Петербурга, Россия в 1808 году завоевала Финляндию и присоединила её к себе.

А дальше произошло нечто странное. Российская Империя начала усиленно развивать финскую государственность. Было учреждено Великое княжество Финляндское, которому были дарованы отдельные законы, внутренние таможенные границы, отдельная денежная система, налоговая автономия. Мало того, Александр I добавил к великому княжеству Выборг, завоеванный еще Петром Великим в Северную войну и существовавший на правах губернии. В Финляндии была своя конституция – анекдот был в том, что это была конституция Швеции, действовавшая на момент присоединения Финляндии к России.

Сами финны понимали дело так, что Финляндия это не часть Российской Империи, а особое государство, которое соединено с Россией только личной унией через особу императора. Хотя это прямо противоречило манифесту, которым император присоединил Финляндию к России и в котором было сказано: «Губернии сии со всеми жителями, городами, портами, крепостями, селениями и островами, а равно их принадлежности, преимущества, права и выгоды будут отныне состоять в собственности и державном обладании Империи Российской и к ней навсегда присоединяются». То есть речь шла не о личной унии, а именно о вхождении в состав Империи.

Из отдельных финских племен, опираясь на возможности высокоразвитой империи, которой была Россия, в частности на её образовательную систему, начала формироваться единая финская нация. Из разрозненных финских песен врач Элиас Леннрот сшил весьма объемистый финский эпос – «Калевалу». В общем Российская Империя с не до конца объяснимой целью создала на своей территории довольно крепкую практически независимую европейскую нацию. Причем сделала это из финнов, этноса, который в целом довольно легко и беспроблемно русифицируется.

Когда к концу XIX века в Российской Империи наконец возобладала русская идеология и установка на русификацию окраин, то с Финляндией поезд уже немножко ушел. Финны встретили попытки более тесной интеграции в Империю и перехода на русский язык – в штыки.

Предметом их пламенной ненависти стал генерал-губернатор Николай Иванович Бобриков, добивавшийся слияния Финляндии с Россией. Бобриков добивался упразднения внутренней границы между Империей и великим княжеством, перехода в учреждениях на русский язык. По его инициативе император принимал законы и указы, которые отменяли часть сепаратных привилегий Финляндии.

Бобриков стал предметом ритуальной ненависти финских сепаратистов. 3 июня 1904 года сын сенатора Эйген Шауман тремя выстрелами смертельно ранил губернатора к радости всей русофобской части финского общества. Еще во время «зимней войны» желая оскорбить Молотова финны в песенках сравнивали его с Бобриковым.

Теракт против губернатора стал частью общей войны против Российской Империи, которую развязали финские сепаратисты с началом русско-японской войны и на японские деньги, выделением которых занимался резидент японской разведки Акаси Мотодзиро. Центральную роль в распределении этих денег играл лидер партии «Активного сопротивления» Конни Цилиакус.

На деньги японцев Цилиакус приобрел английский пароход «Джон Графтон», который загрузили 16 тысяч винтовок, 3 тысячами револьверов, 3 миллионами патронов и 3 тысячами тонн взрывчатки. Однако в финских шхерах пароход сел на мель. Часть груза была выгружена, после чего «Графтона» взорвали и он затонул, а затем был обнаружен русскими властями и оставшееся оружие было поднято со дна армейскими водолазами.

Всеобщее вооруженное восстание в Финляндии в результате не удалось, однако для всех работавших против России сил автономия Великого княжества стала удобным прикрытием от законов Российской Империи. В нескольких километрах от столицы России существовало убежище для всех революционеров и подрывных элементов. Финнская полиция попросту игнорировала запросы российской о поимке подстрекателей революции и даже террористов. В Финляндии появилась «красная гвардия», осуществлявшаяся террор и захватывавшая государственные учреждения.

Когда император распустил отличавшуюся совершенно революционным настроем первую государственную думу, то её депутаты собрались в Выборге, то есть на тогдашней территории Финляндии, и выпустили 22 июля 1906 года так называемое Выборгское воззвание, в котором призвали к мятежам и гражданскому неповиновению. Одним из ответов на это воззвание стал военный бунт в крепости Свеаборг, рядом с Гельсинфорсом, начавшийся 31 июля 1906. Пользуясь мятежом в крепости, финские красногвардейцы попытались захватили власть в самом Гельсинфорсе.

Мятеж был быстро и решительно подавлен правительством, во главе которого стоял уже Петр Аркадьевич Столыпин. Премьер был уверен, что без интеграции Финляндии в Россию, спокойствия ни в Петербурге, ни во всей Империи не будет. Столыпин начал энергично добиваться и от императора и через думу сокращения тех аспектов финнской автономии, которые превращали Финляндию в гнездо революционеров.

В речи, посвященной Финляндскому вопросу Петр Аркадьевич произнес такие замечательные слова о русских национальных задачах.

«Трудно доказать, что ослабление связи между Финляндией и Россией увеличивало бы симпатии Финляндии к русскому государству. Вы помните события, которые произошли в октябре 1905 года в Финляндии. Я вам их подробно излагал два года тому назад. Вы не забыли, конечно, целых кораблей, нагруженных оружием, вы не забыли и красной гвардии, и безнаказанно подготовлявшихся в Финляндии террористических актов против России… Я думаю, что никогда ещё активное возбуждение против России не достигало таких размеров в Финляндии, как в ту эпоху. Лозунгом тогдашним было: вооружение для защиты добытого… Характерны в этом отношении те всеподданнейшие доклады, которые посылал в Петербург посланный в Финляндию с примирительной миссией тогдашний генерал-губернатор князь Оболенский. Приехав в Финляндию, он был поражён возрастающей враждебностью ко всему русскому со стороны населения, особенно интеллигенции, вошедшей в сношения, в связь с русскими террористами…»

К потакавшим финнскому сепаратизму либеральным депутатам Столыпин обращался с таким увещеванием:

«Вы не можете разорвать и с прошлым России. Не напрасно, не бессмысленно и не бессознательно были пролиты потоки русской крови, утвердил Петр Великий державные права России на берегах Финского залива. Отказ от этих прав нанес бы беспримерный ущерб русской державе, а постепенная утрата, вследствие нашего национального слабосилия или нашей государственной близорукости, равнялась бы тому же отказу, но прикрытому личиной лицемерия. Сокровище русской нравственной, духовной силы затрачено в скалах и водах Финляндии».

По некоторым источникам последними словами застреленного террористом и умиравшего от тяжелой раны в Киеве Столыпина было: «Главное, чтобы Финляндия…».

Тревожные предчувствия Столыпина подтвердились. Финляндия стала для Российского государства и русских источником первостепенной опасности, сначала революционной, а потом политической. Из-за того, что Санкт-Петербург-Петроград находился на границе с Финляндией, столица Империи оказалась по существу, в заложниках у финских революционных партий, с которыми очень плотно работала немецкая разведка.

С началом войны многие петроградцы ушли на фронт – их место заняли финские рабочие со своими семьями. И именно их жены, с которыми плотно работали финнские национал-революционеры, сыграли решающую роль в бабьем бунте, с которого начались беспорядки, приведшие к свержению русской монархии. Как выражался знаменитый русский национальный публицист Иван Солоневич: «Февральскую революцию сделали чухонские бабы Выборгской стороны».

После провала большевистского путча в июле 1917 года, на территории Финляндии скрывался Ленин. А когда в октябре 1917 он появился в Петрограде, чтобы свергнуть временное правительство, лидер большевиков опирался на финскую красную гвардию, которая, по сути, и осуществила так называемую «октябрьскую революцию». Именно опираясь на финнов Ленин стал главным вождем, оттеснив претендовавшего на эту роль Троцкого.

Очень интересный биографический разворот – 23 декабря 1917 года Ланин внезапно берет отпуск и уезжает в санаторий «Халила» под Выборгом, на тогдашней территории Финляндии. И в режиме полной секретности проводит там несколько дней. Представьте себе, вы глава правительства, у вас революция, гражданская война начинается, саботаж, мировая война, переговоры с Германией о мире, а вам среди зимы срочно нужно отдохнуть фактически заграницей под Выборгом.

Прошло всего несколько дней и причина того странного поступка стала очевидна. 31 декабря 1917 года большевистский совнарком признал независимость Финляндии. Ленин стал отцом независимой финской государственности. Возможно Ленин при этом рассчитывал, что в Финляндии тоже установится советская власть. Однако этого не случилось. В ходе короткой гражданской войны финские капиталисты, во главе с бывшим царским генералом Маннергеймом, поддержанные Германией и Швецией, одолели финских коммунистов.

Когда в апреле 1918 Маннергейм захватил у красных Выборг, то последовала «выборгская резня» – масовое убийство, причем в основном не красных, а  мирного русского населения города, который должен был стать чисто финским. Расстреливали православных священников, офицеров и солдат русской императорской армии, бывших чиновников, женщины и дети. Расстрелом руководил швед майор Экстрём, приехавший отвоевывать Финляндию у русских, а затем возглавивший в Швеции партию «Национал-социалистический блок».

В мае 1918 Маннергейм объявил Советской России войну, однако так как оба воюющих правительства были по сути сателлитами кайзеровской Германии, то трогать большевиков генералу запретили. Да и сами финны отлично понимали, что падение большевиков и победа сражающихся за единую и неделимую Россию белых поставит их независимость под вопрос. Поэтому вместо борьбы с большевиками они начали поднадкусывать Россию.

Была захвачена старинная русская Печенга, граничащая с Норвегией часть Архангельской губернии, где русский православный монастырь был основан святым Трифоном Печенегским еще в XVI веке. После вхождения Финляндии в состав Российской Империи, финны начали заселять этот регион, а в финских газетах начали появляться рассуждения о том, что раз теперь там много финнов, а Финляндии нужен выход к Северному Ледовитому Океану, значит Россия должна передать эту область Финляндии.

Разумеется, в Российской Империи делать этого никто не собирался, но в 1918 финны реализовали свою океанскую фантазию явочным порядком.

Так же явочным порядком стали реализоваться мечты о захвате русских земель Олонецкой и Архангельской губернии, где проживали карелы, которых финны объявили частью финской нации. Там было образовано аж два сепаратистских правительства – Южно-Карельское, Олонецкое, и Северо Карельское – в Ухте. В обоих случаях эти марионеточные правительства ставили целью отсоединение от России и вхождение в состав Финляндии.

В 1920 году большевики, старавшиеся купить мир и дипломатическое признание раздачей земель, заключили с Финляндией Тартусский мирный договор, отдав её Печенгу. Финны сделали вид, что взамен отказываются от Карелии. Однако это было лицемерие. Уже в 1921-22 годах финны снова вторглись на территорию Карелии, заявив о так называемом «карельском восстании». По сути это, конечно, была просто новая попытка оккупации.

Однако крайне негативным долгосрочным последствием этого сепаратизма было то, что карелы вошли в число национальностей, к которым наиболее последовательно начала применяться «ленинская национальная политика» с поддержкой зачастую фиктивных национальностей, раздуванием их автономии, и так далее. В 1923 году в составе РСФСР была образована Карельская автономная республика, которая в том или ином виде существует до настоящего времени, при том, что русские составляют на этой территории 88% населения.

С наступлением Второй мировой войны близость финской границы к городу Ленинграду начала беспокоить Сталина, поскольку об угрозе блокады Ленинграда постоянно писали в военно-стратегической литературе. Советская дипломатия начала добиваться от ленинской священной коровы – Финляндии, корректировки границы на карельском перешейке.

«Мы просим, чтобы расстояние от Ленинграда до линии границы было бы семьдесят километров…  Мы не можем передвинуть Ленинград, поэтому линия границы должна быть перенесена»

Сталин даже не думал посягать на Выборг, предлагал в обмен огромные, непропорционально огромные территории в Карелии. Однако финны отказались. У них тоже был свой резон – Карельский перешеек был самой южной частью Финляндии – соответственно самой богатой, самой аграрно развитой, всеобщей финнской «дачей», почти курортом. Расставаться с ним не хотелось.

И началась зимняя война, которая показала две вещи.

Во-первых, что красная армия находится в очень плохом и слабо боеспособном состоянии, к тому же ослаблена массовым сталинским террором против командования. Это сыграло трагическую роль в нашей истории, так как именно опыт зимней войны убедил Гитлера, что разгромить Советский Союз будет сравнительно просто.

А во-вторых, зимняя война показала, что как бы плохо не была подготовлена красная армия, какие бы потери не пришлось ей понести, но Советский Союз все равно бесконечно, именно что бес-ко-неч-но, превосходит Финляндию по военно-стратегическому потенциалу. Линия Маннергейма была прорвана. Финляндия оказалась на грани разгрома и была вынуждена принять советские требования, которые уже были не такими гуманными, как до войны.

Война всколыхнула патриотические настроения в русской белой эмиграции. Знаменитый лидер кадетов, один из виновников революции, Милюков написал: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую область». Это было тем забавней, что Милюков был одним из инициаторов Выборгского воззвания, которое выпускалось именно за административной границей Финнляндии.

Милюкову было несомненно, что Сталин воюет за возвращение Выборга в Россию, однако это было не так. Ни Выборг, ни старинная русская крепость Корела, она же Кексгольм, в сталинские требования не входили.

С началом войны сталинский замысел состоял в том, чтобы создать марионеточную Финскую Демократическую Республику, так называемое Териокское правительство, во главе со старым большевиком соратником Ленина Отто Куусиненом. И первое что сделал Сталин, это заключил с Куусиненом договор по которому ФДР отдавалась половина Карелии, включая старинный русский город Олонец. В обмен финны шли на уступки с границей по Карельскому перешейку – Выборг и Кексгольм оставались Финляндии. Возможно эта финнская коммунистическая республика потом вошла бы в состав СССР, как республики Прибалтики, возможно – осталась бы независимой, но, в любом случае, в 1991 году она с нами бы распрощалась вместе с Выборгом и Олонцом.

И тут как ни парадоксально, пользу русским сослужил фельдмаршал Маннергейм. Именно его сопротивление исключило победу финнских коммунистов, заставило Сталина ужесточить условия мира и вернуло Выборг и Кексгольм в Россию без всяких территориальных уступок с нашей стороны.

Впрочем не совсем в Россию. Возвращенные от Финляндии территории были включены в состав образованной в марте 1940 года «Карело-Финской Советской Социалистической Республики». Всегда тяготевший к Петербургу Выборг вдруг оказался частью Карелии. Это противоестественное положение было исправлено только в 1944 году, когда после второй победы над Финляндией и Выборг и Кексгольм вошли в составе Ленинградской области Российской Федерации.

Но сама республика продолжала существовать до 1956 года, нависая над Финляндией. Её упразднил Хрущев, думая, что делает финнам подарок за хорошее поведение. Но на деле он сделал подарок России – в противном случае при распаде СССР в 1991 году русская Карелия тоже отвалилась бы, быстро была поглощена Финляндией, а Мурманская область оказалась, как и Калининградская, отрезанным с суши эксклавом. Ни к чему другому «ленинская национальная политика» коммунистов всюду плодивших псевдогосударственности, привести не могла. Её последствиями мы  в очередной раз наблюдаем на «Украине имени Ленина».

Во Второй мировой войне Финляндия разумеется оказалась на стороне Гитлеровской Германии, разумеется приняла участие в блокаде Ленинграда, причем утверждения о том, что финны блокировали Ленинград вполсилы являются полнейшей выдумкой.

Снова была предпринята попытка построить Великую Финляндию. «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке… Ленинград надо ликвидировать как крупный город» – заявил финский президент Рюти немецкому послу в Хельсинки.

Мало того, Рютти заготовил речь, которую следовало произнести в случае взятия немцами Ленинграда:

«Пала впервые в истории некогда столь великолепная столица, находящаяся вблизи от наших границ. Это известие, как и ожидалось, подняло дух каждого финна… Для нас, финнов, Петербург действительно принес зло. Он являлся памятником создания русского государства, его завоевательных стремлений».

В Карелии, значительную часть которой, включая Петрозаводск, захватили финны, были созданы концлагеря, в которые были брошены 24 тысячи человек, в основном этнически русских. То есть планы этнической чистки в Карелии оставались для финнов неизменными.

Однако сумев выскочить из войны достаточно рано, в сентябре 1944 года, чему содействовало посредничество США, Финляндия не понесла существенных потерь. Её только заставили вернуть краденую Печенгу, и предоставить СССР военно-морскую базу в Порккала. Финны сумели даже на полставки вписаться в лагерь победителей, повоевав в Лапландии с отказавшимися эвакуироваться с их территории немцами, причем немцы нанесли Финляндии урон больший, чем когда-либо наносила красная армия.

И вот после Второй мировой войны наступила эпоха знаменитого финского нейтралитета, связанная с именами двух президентов – Юхо Паасикви и Урхо Кекконена, которые проводили политику дружеских взаимоотношений с СССР.

Советский Союз и Финляндию связывал заключенный в 1948 году договор, который предполагал военное сотрудничество против агрессии Германии и её союзников. Парадокс договора был в том. Что с 1949 германий было две. Одна – ФРГ, состояла в НАТО, а другая, ГДР, была союзником СССР по Варшавскому договору, так что если что, СССР по договору обещал Финляндии помощь в том числе и против самого себя.

Существует легенда, что на банкете по случаю заключения договора Сталин спросил: «А что финны скажут насчёт договора?» И Урхо Кекконен, самый молодой и дерзкий член делегации, пошутил: «А разве это договор? Это же диктат Паасикиви!» На что Сталин с усмешкой ответил: «Я своим товарищам то же самое говорю, а они не верят!»

Но поверить товарищам стоило бы. Финляндия и в самом деле получила просто шикарную формулу мира, как будто это не её дважды победили, а она сама победила. Страна вышла из двух войн с СССР практически без последствий. Советский Союз не пытался навязать ей ни коммунизма, ни социализма, ни своего военного присутствия за пределами морской базы Порккала, которую Хрущев уже в 1956 году отдал им обратно.

Финляндия политически, культурно и цивилизационно не было нейтрализована, оставаясь частью Запада. От финнов не требовали любить СССР, Россию и русских. Достаточно было корректно относиться и не раздражать. Противники Советского Союза и в самом деле не имели никаких шансов на политическую карьеру, но сущностью «линии Паасикви Кекконена», как назывался этот политический курс, была не лояльность к нашей стране, а политический реализм: «Осознание реальных фактов есть основа любой политики» – такая цитата выбита на памятнике Паасикви в Хельсинки.

Реальные факты для Финляндии состояли в том, что противостоять СССР у страны сил и возможностей не было. И именно это предопределяло линию послевоенных президентов и правительств на лояльность Москве. Русских можно было сколько угодно ненавидеть, но делать это следовало корректно и уходя от проблем, извлекая из пограничного положения максимум выгод.

Философия нынешних лидеров Финляндии не изменилась. Обвинять их в том, что они предали линию Паасикви-Кекконена – неверно. Они считают, что теперь «реальные факты» состоят в том, что НАТО, западный блок намного сильнее России. Что выгоды от участия в совместной охоте на Россию многократно перевешивают выгоды нейтралитета.

Достаточно посмотреть на то, как травят Венгрию, которая пытается проводить хотя бы минимально отличную от диктата США и ЕС позицию в отношении России, чтобы понять, что циничные реалисты финны не пойдут по тому пути, по которому идет Виктор Орбан с его сверхценностью независимости.

Требования политического реализма делают для финнов очевидной необходимость быть врагами России. Тем более, что финнский микроимпериализм никуда не девался. Будут заглядывания и на Выборг, и на Печенегу, будут попытки раскрутки карельского сепаратизма.

К последнему нужно относиться особенно серьезно. Финно-угорские народы – это колоссальный потенциал будущего этнического развития русских. А это не только карелы, но и мордва, марийцы, удмурты, коми, занты, манси.

Финно-угры хорошо интегрируются в русский этнос и становятся от него совершенно неотличимы. Собственно только ленинская национальная политика с её созданием автономных республик притормозила в ХХ веке эту интеграцию в Поволжье.

Стремясь найти свое место в мире в качестве врага России, увеличивая свои микроимперские притязания, Финляндия несомненно попытается взять на себя роль строителя «Финно-угорской» империи – подстегивая сепаратизм, ведя агитацию против русификации конструируя фантомную финно-угорскую империю от Лапландии до Поволжья и далее до нефтяных полей в ханты-мансийском округе.

То есть легкомысленно относиться к Финляндии, выступающей как противник России, легкомысленно нельзя. Речь идет не только о военной, но и геополитической угрозе.

Речь, посвященную необходимости противодействия финскому сепаратизму, Столыпин закончил словами: «Люди соединились в семьи, семьи – в племена, племена – в народы для того, чтобы осуществить свою мировую задачу, для того, чтобы двигать человечество вперёд. Да, господа, народы забывают иногда о своих национальных задачах; но такие народы гибнут, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы».

В Финляндии достаточно многие смотрят на Россию и русских как на удобрение для строительства своего великофинского проекта. А на вступление в НАТО как на точку опоры для осуществления этого проекта. Но этот сделанный ими выбор, конечно, ошибка. Финны ошиблись так же, как ошиблись дважды поставив в ХХ веке на Германию.

НАТО – не восходящая, а нисходящая мировая сила и скоро ни кого ни от чего защитить не сможет. И напротив, нравится кому-то или нет, а Россия – сила восходящая, именно потому, что мы наконец осознали цену своей национальной слабости и отказались быть удобрением для чужих национальных проектов. Что для украинского, что для финского. А когда сталкиваешься со злыми русскими, то тут уже важно самому не оказаться в итоге удобрением.