Перейти к содержанию Перейти к боковой панели Перейти к футеру

Джордж Мартин.Песнь льда и пламени

Подавляющее большинство зрителей “Игры престолов” никогда не читали книг, на которых основан знаменитый сериал. Хотя существует и противоположная группа, пусть и небольшая, поклонники творчества Джорджа Мартина, прочитавшие все книги, но не заинтересовавшиеся фильмом. Однако для человека, любящего печатное слово, характерен интерес к первоисточнику и я вошел в число тех, кто, взяв книгу на пробу, чтобы “сравнить что там у Мартина написано”, прочел все пять толстых томов, все три повести “приквела” о Дунке и Эгге и все доступные на сегодняшний момент “спойлерные” главы. Раз взявшись за “Песнь льда и пламени” оторваться от неё практически невозможно.

По сути Мартин взялся написать “последнюю фэнтези”, талантливо объединив практически все классические для этого литературного жанра топики: турниры, казни, битвы, осады, гербы, штандарты, хартии, вассальные присяги, взятие замков с помощью предательства, драконы, колдуны, принцессы, человеческие жертвоприношения, пророчества, ясновидение, воскрешения, зомби, пираты, разбойники, гладиаторы, наемные убийцы, варвары грубые, варвары изнеженные, эпидемии, бордели, театры, рынки, работорговцы, великая стена, высокая башня, древние руины, похороны, публичный позор, тайные ордена, наконец пиры с устрашающими каталогами съеденного и поданный на свадьбу самозванки и бастарда пирог из Фреев…

85aae3781c507315fca38107f9e5a358
Парадоксально, но факт, – из всех классических топиков Мартин пока опустил лишь один – охоту. Охота неоднократно упоминается, охота занимает важное место в жизни героев, на охоте гибнет Роберт Баратеон, но подробной достойной пера Мартина сцены охоты в книгах пока не было. Любопытное упущение.

Зато отдельно следует сказать о мартиновских песнях. Удивительный случай, Мартину удалось создать для своего вымышленного мира полноценную поэзию, которая легко перекочевывает в реальную исполнительскую практику через посредство Рамина Джавади в сериале (как “Рейны из Кастамере”, “Медведь и дева” или “Дорнийская жена”), а порой и без него. Если у Толкина песни и стихи в его книгах – это литературные вставки, то песни Мартина (тема прельщенности рыцарскими песнями – центральная в образе Сансы Старк) это важнейший конструктивный элемент мира саги.

Самым ярким результатом Мартина в этом своде фэнтезийных достижений является система персонажей – одна из лучших во всей мировой литературе. Редко у какого писателя запоминаешь со всей ясностью такое количество героев. Один основной набор персонажей насчитывает несколько десятков человек, при этом даже без фильма они хорошо запоминаются, а с фильмом и вовсе приобретают законченную жизненность. Для сравнения, в эпопее Толстого у большинства читателей путаница начинается уже на уровне Сони и Николая. Хотя Мартин, по сути, заимствует главный структурный прием “Войны и мира”. Повествование ведется как история семей как первичных единств, которые постепенно раздробляются бегом времени, предательством (и Санса, и Тирион, и Арианна Мартелл с разной степенью осознанности предают отца) и ходом войны, с тем, чтобы в итоге, возможно, образовать новые единства на новых лучших принципах.

Семьи, великие дома, вообще удаются Мартину лучше, чем одиночные герои, позволяя в некотором смысле “распределить” образ, вложить в него глубокую философскую идею. Особенно глубоким получился образ Ланнистеров. Ланнистеры – это Запад. А Запад – это Ланнистеры: богатые, умные, властолюбивые и исключительно жестокие. Дом Ланнистеров это образ “вполне западных людей”, квинтэссенция западной геокультуры. Тайвин воплощает в себе власть, амбицию, ум, характерные для изначального западного импульса. Серсея и Джейме – расточительное и самовлюбленное потребительское общество. Джейме – цареубийца, как и самые известные западные народы. При этом он мучится тем, что под его именем в книге рыцарских подвигов не стоит ни одного значимого деяния, несостоятельность по сравнению с прежними поколениями его гложет. Серсея представляет собой западную элиту как она есть сегодня – развращенную, властолюбивую, жестокую и при этом глуповато-ограниченную, но из-за этого решающую проблемы лишь с еще большей жестокостью. Тирион – образ западного интеллектуализма, который слишком капризен, своеволен, а потому оказывается не ко двору и в итоге грозит убить всю свою семью. Наконец, Джоффри – образ своего рода фашизма, как он видится либералу Мартину, трусливого своеоволия, замешанного на садизме.

Образ Ланнистеров чрезвычайно полезен всем, кому приходится иметь дело с Западом в политике. Сразу понимаешь, что с тобой будут играть без правил и считать это единственно правильным. Что в конечном счете любую неразрешимую проблему Ланнистеры решат просто убив всех. Что над всеми врагами непременно должны прозвучать “Рейны из Кастамере”. В конечном счете “Ланнистеры всегда расплачиваются по долгам”. Но это не значит, что они всегда готовы платить, это значит, что они всегда готовы отплатить всемеро.

Богатство на яркие персонажи позволяет Мартину ввести изысканную повествовательную систему через точку зрения героев, от взгляда (но не от имени) которых ведется рассказ. Это позволяет ввести в повествование элемент неполноты знания, предубежденности героев и, тем самым, добиться существенного “остранения” в описании событий. При этом, в отличие от “В чаще” Акутагавы, где с разных точек зрения и с разными умолчаниями пересказываются одни и те же события, Мартин никогда не повторяется – мы видим смену последовательных картин с разных точек зрения и по сути вынуждены реконструировать по косвенным данным те события, которые остались за рамками повествования. Иногда о том, что призошло на самом деле в том или ином эпизоде, мы узнаем лишь много глав, а то и книг спустя. Например, загадка – кто же был тем рыцарем в зеленых доспехах Ренли Баратеона, распугавшим войска Станниса в битве у Черноводной и посеявшим у них мысль, что Ренли воскрес (Битва королей. Санса VII), мы узнаем лишь в “Буре Мечей” Джейме VII – это был Гарланд Тирелл, брат Лораса Тирелла.

Множественность повествователей со множественностью точек зрения позволяет оттенить тот факт, что главным героем эпоса Мартина является асинхрония, информационная асимметрия столь характерная для дотелеграфной эры. Ключевой движитель событий – то, что в своих планах, надеждах намерениях, даже в своих эмоциях, герои руководствуются информацией устаревшей на несколько недель, а то и месяцев. Герои постоянно рассчитывают на давно убитых людей, стремятся найти помощь в замках, которые давно захвачены врагами и т д. Ключевая сцепка непоправимых событий, ведущих к кризису и началу династической войны, вызвана тем, что в Королевской Гавани знают о том, что Кейтлин захватила Тириона, но не знают о его освобождении.

Эта битва слепых котят еще смягчается тем, что Мартин вводит фантастические средства, ускоряющие коммуникацию: воронью почту мейстеров, явно очень быструю связь у пташек Вариса, всевозможные предвидения и пророчества. Если исключить этот фактор, то степень асинхронности и информационной асимметрии была бы еще выше. Этот эффект подробно разбирает Бродель в “Средиземноморье” – растянутые коммуникации, полное неведение противников о планах друг друга, почта идущая месяцами. Однако из писателей я не знаю никого, кто так искусно пользовался бы этой асинхронией как это делает Мартин.

Центральная метаидея цикла становится ясна только к финалу “Танцев с драконами”. Это идея пробуждения магии и коллапса расколдованного мира. Магическое играло в книгах Мартина огромную роль с первых же страниц саги и его роль повышается по мере того как «расколдованный» некогда мир обратно заколдовывается.

В «Песни льда и пламени» схватываются две модели мира – архаически-магическая, где есть место драконам, белым ходокам, магии крови и прочему и схоластически-просвещенческая, защищаемая орденом мейстеров из Цитадели Староместа, во второй модели все базируется на знании и никакого места для магии нет и быть не может. В саге Мартина мейстеры не просто отрицают магию, — они убивают её. Именно они целенаправленно извели драконов, с которыми связана действенность магии в мире. Именно они содействовали вырождению и падению династии Таргариенов, которая была слишком магической.

ar-ah688_george_p_20141030095556
В конечном счете, незадолго до начала действия событий книг устанавливается идеальная для мейстерской картины мира ситуация – Семью королевствами наконец правит совершенно «земная» династия Баратеонов, ведущую роль играют еще более земные Ланнистеры. Мир Запада, кажется, навсегда защищенным от таргариеновского безумия и опасных танцев с драконами и становится образцом благомыслия, рациональности и упорядоченности.

И вот этот расколдованный и безопасный мир в короткий срок приходит к жесточайшему кризису в следствие династической войны, развязанной благодаря жадности, похоти, властолюбию и глупости главных героев. Нельзя не отметить пацифистский пафос Мартина, посвящающего десятки и десятки страниц саги страданиям Речных Земель, ставших главным полем междуусобной войны: сожженные города и деревни, вздувшиеся трупы в реке, повешенные, разгул разбоя где, порой, невозможно отличить Робин Гуда от кровавого садиста.

Всё это безумно, но, как ни парадоксально, является следствием освобождения мира от «таргариеновского» безумия с драконами на котором базировался магический миропорядок в предыдущие столетия. Оказывается, что именно тайный магический стержень мироздания был основой его успешного функционирования, а без пламени драконов быстро начинается пир стервятников. Жестокость Таргариенов была весьма скромной платой за фундаментальную упорядоченность мира (“повести о Дунке и Эгге понадобились Мартину именно для того, чтобы показать “нормальный” таргариеновский мир, не слишком-то отличающийся от обычного кроме одной детали – встроенности где-то глубоко на инфрауровне того самого порядка, который за считанные месяцы обрушивается в “Игре престолов”).

Территориальные изменения в Вестеросе
Территориальные изменения в Вестеросе

В этом смысле книги Мартина представляют собой настоящий шедевр «нью-эйдж» литературы, заточенный против Толкина и Льюиса, чьи фэнтези-романы носили христианский в своей основе характер. Одни его герои богохульствуют против официальной религии семерых (в ее социальной организации есть сходство с католицизмом, но по доктрине никакой параллели с христианством тут нет и быть не может), другие – фанатики дуалистической религии Владыки Света борющегося с Великим Иным, не останавливающиеся перед человеческими жертвоприношениями. Сам Мартин явно симпатизирует только старой религии Севера – поклонению деревьям в богорощах.

Но идея искупающего и исцеляющего богочеловеческого страдания, центральная в Христианстве, идея «расколдовывания» мира не как смерти старой магии, а как изгнания демонов именем Бога Творца – всего этого у Мартина нет и в помине.

Весь набор лучших черт, в реальной истории выработанных и в западном человеке и у нас именно Христианством – милосердие, благородство, защита слабых, поиск истины, неприятие рабства, в мартиновской вселенной берется как бы ниоткуда и легко отделяется от порождающей смысловой и религиозной матрицы. Зато звериная жестокость, безжалостность, распущенность, предстают в мартиновском мире нормой, одновременно отталкивающей и притягательной.

Граница между гуманностью и жестокостью, добром и злом у Мартина, несомненно, существует, но, в целом, она очень размыта. И в этом смысле книги Мартина в целом оказывают, конечно, колоссальное дегуманизирующее влияние на популярную литературу. Но в своей частности, как совокупность сцен и сюжетных линий эти книги, всё же, удивительно добры и назидательны. Первая книга, “Игра престолов”, если в ней сократить буквально полдюжины страниц – это вообще великолепное воспитательное чтение для подростков, которые на примере Сансы Старк могут научиться тому, как важно не предавать своих ради ласки чужих. И это, в сущности, более важные уроки, чем потоки крови и сцены разврата, поскольку именно поучительные сцены из Мартина имеют параллели в реальной жизни.

В моем советском детстве имели место адаптированные издания серьезных взрослых книг, таких как “Уленшпигель” Костера или даже “Гаргантюа и Пантагрюэль” Рабле. И в подростковом возрасте они читались очень и очень неплохо, подготавливая и к взрослым вариантам. Не исключено, что нашим издательствам следует подумать над аналогичными адаптированными изданиями “Песни льда и пламени”. В большинстве случаев от сокращения натуралитических подробностей сюжет не пострадает.

Ну а главное на что следует надеяться – это на то, что Мартин все же допишет свою сагу. То, что до сих пор не вышла даже предпоследняя часть, а нгаписание последней так и не началось, внушает известное беспокойство.

1 комментарий
  • СК
    Опубликованно 31 декабря, 2016 в 19:34

    Прекрасная рецензия, но я со своей филологической колокольни не могу не указать на то обстоятельство, что Мартин, со всей его фантазией, плодовитостью и психологической убедительностью действий и мотивов основных персонажей – технически очень слабый писатель, уже к третьей книгой потерявший контроль над композицией саги, сюжетными линиями и героями. Это, вдобавок к невыносимо громоздкому и неудобочитаемому (что по-русски, что в оригинале) языку, сделало книгу – по крайней мере, для меня – непроходимо нечитаемой уже к третьей книге. Интересно, что сериал обрел новое дыхание, собрал воедино расплывшиеся сюжетные линии и топчущихся на месте (Дейнерис на Брегу Работорговцев) героев и решительно избавившись от от избыточных подробностей и тупиковых ходов, решительно двинулся к финалу, как только контроль над материалом перешел в руки сценаристов ХБО.

Добавить комментарий для СК Отменить ответ

18 − 3 =

Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг»

Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту 4276 3800 5886 3064 или Яндекс-кошелек (Ю-money) 41001239154037

Большое спасибо, этот и другие проекты Егора Холмогорова живы только благодаря Вашей поддержке!