В нашей унылой современной литературе затоптанной сорокиными и быковыми есть резервация относительной адекватности – фантастика. А среди фантастики где тоже порой то унылые ужасы, то урапсевдопатриотическая чушь, возвышается замок Димы и Яны Зоричей с их великолепной трилогией “Завтра Война”.
Это три военно-космических стратегических романа “Завтра война”, “Без пощады” и “Время Московское” – так сказать “Война и мир”, а также продолжения про героев с разных уголков придуманной Зоричами вселенной. В цикл “боевиков”, продолжающих трилогию входят еще одна трилогия “На корабле утро”, “На корабле полдень” и “На корабле полночь”, а также цикл романов о русских космических пилотах: «Пилот мечты», «Пилот вне закона», «Пилот особого назначения», «Пилот на войне», «Пилот-девица», «Повести о космосе», «Три капитана» , «Звездопроходцы».
В этих боевиках Земля под лидерством России рулит в космосе, воюя с другой системой экс-землян Конкордией, где господствуют кастовая система, клонирование и зороастризм. Я конечно не великий знаток жанра, но по моему по военной насыщенности конкуренцию может составить только Хайнлайн, но у него хуже прописана стратегия (какая уж особая стратегия у насекомых) не говоря уж о всякой чуши про кидание в землю метеоритами. Зорича можно было бы назвать русским Хайнлайном, но Зорич гораздо веселее и остроумней Хайнлайна. Хотя я надеюсь, что однажды наш кинематограф дорастет до своего Пола Верховена и эта великолепная трилогия будет достойно экранизирована (недостойно лучше не надо).

Война начинается со внезапного нападения Конкордии, разрушающего любовь только недавно встретившихся русского пилота и конкордийки. Атака врага, кстати сказать, застает главного героя Сашу Пушкина в Крыму, разумеется – в русском Крыму. Борьба ведется всей совокупностью боевых средств огромные космические флоты, подразделения десанта, загадочные субкосмические силы (еще одна блистательная писательская придумка). И заканчивается после множествам испытаний, приключений и романтических эпизодов, разумеется нашей победой – отнятием у врага планеты Паркида – крупнейшего источника космического топлива люксогена, без которой продолжение войны для Конкордии бессмысленно.
Есть у Зоричей и другие блистательные и новаторские для фантастики идеи – к примеру излучение которое разворачивает назад социальную эволюцию в результате чего отдельные системы с людьми откатываются одни средневековье, другие в древность, третьи в ХХ век – Ретроспективная эволюция.
Всё это и увлекательное, и интеллектуально насыщенное, и патриотичное, но без шапкозакидательства – чтение. Главная особенность стиля Зорича – это неисчерпаемый боевой задор, какой-то эллинский оптимизм, исполненный уверенности в том, что борьба и труд, решительность, энергия и ум всегда приведут к победе. Они рисовали фантастический образ победоносного Русского Мира тогда, когда о победах мы могли только горестно вздыхать. И за заряд оптимизма, который давали Зоричи в эти годы, за веру в то, что однажды наше время будет Московским, я им бесконечно благодарен.

“- Нет, эстетизм папенька отринули-с! Перебрались на классику! Сейчас он замахнулся на «Воссоединение». Может, помнишь, мы его в школе проходили? – бросил Александр, рассеянно осматривая запущенный сад.
– «Воссоединение»… Гм… Что-то историческое? Вроде «Окопов Сталинграда»? – Полина близоруко сощурилась, старательно припоминая.
– Просто историческое. Без военного. Ну, Полинка… Напряги память! Двадцать первый век, воссоединение Украины с Россией, помпезная такая вещица. Как по мне, сюжет – скукота страшная. Мухи дохнут на лету. Конфликт надуманный, злодеи картонные… Там главный негодяй – какой-то американский «политический технолог» и его подруга, нефтяная магнатша… Во втором действии у папани запланирован хор мегакорпораций и танец медиаконцернов… Сама подумай, ну кто в такое поверит? Какие в Северной Америке мегакорпорации с политтехнологиями? Какие такие концерны? Не смешите меня, товарищи!”
(“Время Московское”)

Этим книгам я обязан еще и тем что у меня появились замечательные друзья: Яна Боцман и Дима Гордиевский.
Умные, добрые, снисходительные и так же помешаные на истории.
Дима все время пишет помимо беллетристики что-нибудь военноисторическое. А Яна – это человек в котором так много любви к ближним что сам рядом становишься добрее.
Как историки и культурологи они как мало кто развили рунет, создавая чрезвычайно познавательные сайты.
Вот http://www.medievalmuseum.ru/ – сайт о средневековой истории и культуре со множеством уникальных иллюстраций.
А вот http://www.xlegio.ru/ – сайт о древнем и средневековом военном искусстве.
Когда такие замечательные люди составляют вместе прекрасного писателя – это по моему чудесно.
Сайт Зорича, кстати здесь: http://www.zorich.ru
Цитата:

Конечно, я приехал в Крым отдыхать, а не коллекционировать пустые бутылки.

Выпив с отцом приличествующее случаю, следующим утром (был вторник) я уже стоял на вершине Ай-Петри. Передо мной простиралась шикарная горнолыжная трасса «Ай-Петри—Соколиное». На ногах у меня были лыжи, в голове — ветер, впереди — двадцать километров затяжного спуска.

В среду я баловался дайвингом в искусственно подогреваемой Балаклавской бухте.

В четверг отбивался от ялтинских проституток под табличкой «Памятник архитектуры» на ветхом фасаде знаменитейшей «Ореанды». Проститутки клялись-божились, что все они, как одна — четырнадцатилетние девственницы из профессорских семей. Морды у них были и впрямь интеллигентные, но я не соблазнился.

В пятницу я ходил из Фороса на зафрахтованной яхте в Судак. В субботу возвращался из Судака.

Субботним вечером, восьмого января, я решил еще раз завернуть к своему папане в приют на Демерджи. Когда я прощался с ним во вторник утром, он уверял меня, что останется в «Братце Лисе» еще минимум на неделю.

Поэтому я решил поздравить его с минувшим Рождеством, а с утра в воскресенье погулять по горам.

Снега на Демерджи навалило порядочно. Местами — по пояс. Перед приютом успели расчистить только вертолетную площадку и тропинку к главному входу. Снег сказочно сверкал в свете фонарей с голубыми фильтрами, развешенных на секвойях. Вертолетная площадка была обозначена огромным красным крестом из люминофорной пленки.

Когда я вышел из аэротакси компании «Крымские вертушки», мои часы показывали восемь часов тридцать девять минут по Москве. Привычка военного человека: сорок — пятьдесят раз в день смотреть на часы. Хорошая тренировка чувства времени.

Для тех, кто забыл: московское время отстает от универсального на триста обычных минут. Соответственно во втором окошке моих часов я видел: «01:38, 09.01.22». В Крыму был еще вечер восьмого, а в космосе уже царила ночь девятого.

Вертолет за моей спиной степенно поднялся в воздух и отправился дальше, в Алушту.

Поскрипывая свежим снегом, я пошел к приюту. Ожидал, что мне навстречу выбежит дрессированный лис, но его что-то нигде не было видно.

Издалека донесся громкий, гулкий хлопок. То ли пассажирский флуггер где-то над Ангарским перевалом перешел звуковой барьер, то ли…

Одним махом погасли все фонари на секвойях.

И все окна приюта.

Я вдруг обнаружил, что вокруг меня не видно ни зги.

«Что за фигня?» — подумал я.

Я остановился. Сбросил с плеча сумку. Закурил. И начал ждать, когда снова появится свет. Идти наобум, сбиваясь с дороги, увязая в сугробах вокруг тропинки и нагребая полные ботинки снега, мне совершенно не хотелось.

Небо было густо затянуто тучами. Огни Алушты, Большой Ялты, Севастополя и Симферополя, как мне казалось, должны были бы окрасить тучи розовым и хотя бы немного рассеять тьму своим отраженным, пусть и тысячекратно ослабленным светом.

Но увы. Ни малейшего намека на этот эффект, который раньше мне доводилось наблюдать неоднократно. То ли под Демерджи лежал еще один облачный слой, то ли крымские города были затянуты туманом… (Предположить, что электричество исчезло во всем Крыму я в тот момент, конечно же, не мог.)

Единственным источником света оставалась люминофорная пленка на вертолетной площадке. Но, увы, она освещала только саму себя.

Из приюта не доносилось ни звука. Это неудивительно, если вспомнить звукоизолирующие качества современных стройматериалов и стеклопакетов. Но в тот момент это абсолютное безмолвие показалось мне зловещим.

«Расслабься, Пушкин, — сказал я себе. — Версия первая: пьяный идиот и рубильник. Версия вторая: трезвый шутник и все тот же рубильник. Версия третья: какая-нибудь зверушка и… снова же рубильник! Может, дрессированный лис шалит? Ну ничего, сейчас кто-то из персонала доберется впотьмах до распределительного щитка — и все будет в норме!»

Других версий не было. Ведь известно, что такие ужасы, как «авария на подстанции», «обрыв проводов», «короткое замыкание», «сгоревшие пробки», отошли в область преданий лет четыреста назад. Гражданская энергетика надежна, как Солнце! Может, разве где-нибудь в Нью-Йорке или Детройте? Нет, даже там это совершенно невероятно…

Сигарета догорела, я начал мерзнуть, но фонари не загорались. Вдалеке снова бабахнуло. Горы сильно искажали звук, но мне показалось, что на этот раз флуггер перешел звуковой барьер в стороне Севастополя.

Разлетались, мать их за ногу…

Итак, света не было. Глаза мои хоть и привыкли к темноте, но ничего, кроме едва приметных силуэтов секвой разглядеть по-прежнему не удавалось. Между тем стоять посреди заснеженной поляны до утра я не собирался.

В карманах моего модного (и поэтому, увы, очень короткого) пальто не сыскалось ничего, похожего на бумагу или целлофановый кулечек. Тогда я принялся на ощупь изучать содержимое сумки и вскоре обнаружил искомое: «Памятку о Наотарском конфликте».

Мы с Колей, как участники боев, получили эти брошюрки после возвращения из Хосрова. Он свою прочел от корки до корки сразу же, я успел промусолить только несколько страниц. Думал, на каникулах ознакомлюсь — на самом деле там было что почитать. Ученые времени даром не теряли, все анализировали: останки джипсов, результаты видеосъемки, тысячи проб грунта, воды, воздуха и астероидных обломков. И выдали для армии итоговый документ: кто такие джипсы, откуда взялись и как с ними бороться.

О чем только в «Памятке» не писали! О том, что джипсы в их современном виде являются результатом длиннейшей эволюционной драмы, которая длилась, возможно, десятки миллионов лет. Особые условия планеты, занесенной в недра шарового звездного скопления, давным-давно заставили их цивилизацию озаботиться управляемой генно-имплантационной перестройкой организма… Решение проблем защиты от жесткого излучения… От экстремальных температур… Войны с неведомыми нам, но явно очень агрессивными соседями… Не исключено — гражданские войны… Имплантация боевых устройств… Живые ткани-антигравитаторы…

Коля от этих звонких фраз, опрокидывающих всю научную картину мира, приходил в ликование. Я — терял аппетит. Потому так ни разу в Крыму «Памятку» и не открыл.

И вот теперь я держал ее в руках.

Это документ секретный. Но не очень. Показывать его гражданским нельзя, но и хранить в спецбиблиотеке не обязательно.

А вот уничтожить «Памятку» можно. После прочтения. Но, похоже, придется мне приступить к уничтожению секретных бумаг незамедлительно.

«Будто бы война началась», — ухмыльнулся я. Знал бы я тогда!..

Я выдрал несколько первых страниц (потом оказалось, что последних, — в темноте не очень-то разберешь) и скрутил из них жгут. Щелчок зажигалки — и свет моего жалкого факела выхватил из темноты ближайшие метры дорожки…

Трижды останавливаясь, чтобы сделать новый факел, я все-таки добрался до приюта.

И только после этого, ха-ха, вспомнил, ха-ха, что по вине талантливого архитектора, мастерством которого я восхищался в понедельник, у этой растреклятой домины отсутствует человеческая дверь! А есть только механизированная лестница-трансформер, которая вместе с крыльцом выезжает навстречу гостю! Но ведь вся эта идиотская роскошь тоже хочет электричества! А его все нет!

Да что у них там, в самом деле, с рубильником?! Мыши съели?!

Я уже совсем замерз. И мне стало до жути не смешно.

Я начал орать.

Услышан я не был. Звукоизоляция, товарищи, тепло- и звукоизоляция…

Но когда я уже намеревался начать обстрел окон гостиницы снежками, а лучше — увесистыми ледышками, где-то справа от меня под, так сказать, днищем приюта, распахнулся люк аварийного пожарного выхода.

На снег лег прямоугольник долгожданного… да-да — света!

Правда, слабенького какого-то, синюшного.

Из люка вниз опустилась обычная лесенка, с перекладинами.

Наверху лесенки показались сапоги.

Ура!

Люди!

Спасен!

К полночи, то есть спустя три часа, все обитатели «Братца Лиса» смирились с тем, что ни электричества, ни связи не будет по меньшей мере до утра. Из отсутствия электричества вытекала не только банальная темнота, но также холод и голод. Вряд ли нужно напоминать, что электричество питает отопительные радиаторы, кухонные плиты, кофемолки, кофеварки, соковыжималки, чайники и т. д.

Впрочем, некоторые задумались над этим первый раз в жизни. Например, один харьковский книготорговец полагал, что отопление в гостинице — «термоядерное». Старший менеджер объяснил ему, что это Казантипская энергостанция — термоядерная, а вырабатывает она обычное электричество, которое раздает по проводам и СВЧ-каналам на пол-Крыма.

— А электричество — это разве не поток разогретых атомных ядер? — спросил книготорговец у менеджера с видом победителя.

Но этот болван хоть знал слова «электричество» и «термоядерный». А вот его жена почему-то все относила на счет… озона! О том, что озон — это газ из трехатомных молекул кислорода, она, конечно же, не подозревала. Зато озон в ее воспаленном воображении тек по проводам и наполнял все светильники мира. При этом он таинственным образом разогревался и, стало быть, светился.

И ладно бы она так считала! Мало ли на Земле гражданских, которые путают флуггеры со звездолетами, чоругов считают вымершим африканским племенем, а Конкордию — пригородом Мадрида?!

Но что вытворила жена почтенного коммерсанта, когда в их номере погас свет! Посчитав, что «озон охладился», она первым делом достала зажигалку и поднесла ее к настенной лампе! И не успокоилась, пока не начался пожар, который ей посчастливилось героически одолеть при помощи подушки и бутылки газированной воды.

И все такое прочее.

В Центральном холле «Братца Лиса», к счастью, имелся настоящий камин. Который можно было топить настоящими дровами. Сказалась специфика заведения — все-таки горный приют, а не какая-нибудь пафосная гостиница «Москва», в которой даже мебели нормальной нет — вся сплошь летающая.

Правда, настоящие дрова (от фирмы «Крымдрова» — хотите верьте, хотите нет) в приюте сожгли во имя романтики еще на новогодней вечеринке.

Тот добрый человек, который сбросил перед моим носом лестницу через пожарный люк, как раз и собирался в поход за дровами. Над ним в ту минуту все смеялись, но ему, самому осведомленному, было уже не до смеха.

Звали доброго человека Роман и работал он врачом «скорой помощи». Фамилию-отчество он при нашем знакомстве называть не стал, хотя и был по меньшей мере вдвое старше меня.

Роман хоть и был гражданским, но флуггер от звездолета отличал и за мировыми новостями следил. А потому он был единственным постояльцем приюта, который прихватил с собой в отпуск портативный визор. Визор питался как от сети, так и автономно, от аккумуляторов.

Правда, в горах он ловил картинку с наземного ретранслятора посредственно, а спутники брал не все и не всегда. И все-таки визор был хоть и маленьким, но полноценным окном в большой мир.

Так вот, когда пропал свет, а экспедиция к распределительному щитку показала, что все рубильники стоят в положении «Вкл.», Роман сразу заподозрил, что дело нечисто. Он вернулся к себе в номер и, пока все паниковали, включил визор.

На месте всех местных каналов зияла первозданная синева. Что вызывало резонный вопрос: а работает ли вообще ай-петринский ретранслятор?

Тогда Роман начал искать инфоспутники и после нескольких бесплодных попыток ему удалось нащупать сочинскую редакцию круглосуточного канала «Новье».

За восемь минут прямого эфира он узнал, что:

— по Кавказу объявлена космическая тревога;

— на космодроме в Керчи по невыясненным причинам разбился пассажирский флуггер и начался большой пожар;

— с кубанских баз произведен массовый взлет истребителей-перехватчиков;

— в Крыму произошла большая авария в энергосетях; по одной версии, землетрясением (?) разрушены силовые подстанции, по другой — перегрелись (!) казантипские реакторы;

— в районе Пятигорска сошел с направляющей (!) и улетел в пропасть поезд-монорельс.

Но самым мрачным был не этот необъяснимый обвал катастроф и нелепых версий. А то, что через восемь минут трансляция была прервана весьма оригинальным образом.

На экране визора промелькнула заставка и вместо логотипа «Новье» в углу появились массивные рубленые буквы государственного канала «Первый».

Человек в военной форме, подсматривая в бумажку, сообщил примерно следующее: «Товарищи! Совет Директоров России просит вас сохранять спокойствие. Если вы в настоящее время находитесь в движущихся транспортных средствах, настоятельно рекомендуем вам немедленно остановиться. Аэротакси и другие легкие летательные аппараты должны совершить посадку — по возможности, за пределами населенных пунктов. Рекомендуем населению временно воздержаться от употребления воды из коммунальной сети. Всех военнослужащих, находящихся в отпуске или увольнении, просим немедленно явиться в распоряжение органов военной администрации. Военнообязанным мобилизационного резерва рекомендуем не покидать мест постоянного жительства. Ни в коем случае не выключайте визоры, вифоны, телефоны, средства мобильной связи…»

— Ирония судьбы в том, — грустно улыбнулся Роман, — что при этих словах картинка исчезла. И сколько я ни пытался, других каналов поймать не удалось. Я хотел позвонить по мобильнику домой, но сигнала не было. Думаю, пропал примерно в то же время, что и электричество.

Мы с Романом стояли на опушке букового леса по колено в снегу. В руках мы держали большие охапки обледеневших сучьев. Увы, лучших дров нам не попалось, а ничего похожего на электротопор персонал «Братца Лиса» предоставить Роману не смог.

О том, что мои ноги промокли насквозь, что немеют нос и уши я давно уж позабыл. Я думал только о двух вещах. Раз нужно топливо — значит, его надо раздобыть, и если другие постояльцы этого не понимают, то я просто обязан Роману помогать. И второе: как выбраться с этой чертовой Демерджи?

Ведь приказ есть приказ. Раз я военнослужащий, значит, место мое — в ближайшей комендатуре! Где она, кстати? В Алуште вот, например, есть?

— В общем, Саша, если хочешь знать мое мнение, в России произошел военный переворот. А может, и в других директориях тоже, — таким оригинальным предположением увенчал Роман свой рассказ.

— Военные перевороты так не делаются, — возразил я. — Зачем ронять флуггеры с пассажирами и взрывать монорельс? Зачем портить связь и энергоснабжение? Наоборот: все гражданские информканалы должны работать безукоризненно! Достаточно бросить на Дворец Директоров батальон мобильной пехоты и сообщить по всем каналам, что отныне у нас правят не пятеро королей экономики, а один-единственный наполеончик.

— А предлог? Сам посуди: под каким предлогом ты проведешь наверх своего наполеончика? Из истории мы знаем, что таким предлогом с конца двадцатого века всегда были вездесущие террористы. Придумай террористическую организацию. От ее имени проведи несколько громких диверсий. И население любой директории, любой планеты само поднесет тебе скипетр и державу!

— Вы думаете… вы хотите сказать… что диверсии произведены нашей собственной армией?!

— Не исключаю. А завтра-послезавтра военные найдут «виновных». Какой-нибудь «Фронт возвращения Аляски» или «Белую Армию Крыма». Как ты сам понимаешь, конкретное название фиктивной организации роли не играет.

— По-вашему, наша российская армия на такое способна?!

— Ну, не обижайся. Я видел тебя мельком вечером в понедельник. Ты был в форме. Но я же не хочу сказать, что ты — участник заговора.

— Да что вы знаете про армию?! Вы хоть одного офицера близко видели?!

— Я — капитан медслужбы. В отставке. Служил на Лючии. Так что, Саша, офицеров я видел близко. Так близко, как не дай Бог тебе увидеть. Не только снаружи, но и изнутри. Когда отравленные иглы тамошних стрелохвостов из их селезенок выковыривал. Да и меня самого из-за этих проклятых стрелохвостов комиссовали.

— Извините, товарищ капитан в отставке. Но в вашу теорию о военном перевороте я не верю.

— Да какой я тебе «товарищ капитан»! Я же сказал: Роман. Можно на «ты»… Но если это не переворот, то какая твоя версия?

— Мобилизация под предлогом нападения неведомого врага. Стратегическое развертывание под видом паники. То есть я вообще не верю, что были настоящие диверсии. Я думаю, это грандиозный спектакль. Симуляция.

— У-у-у-у, какое мышление… Далеко пойдешь… А зачем нужно сейчас стратегическое развертывание? С кем воевать будем?

— Этого я вам… тебе… сказать не могу.

— Ну намекни хоть: с чужаками?

— Ясное дело, с чужаками. Зачем же со своими воевать?

Вот под такой разговор мы и притащили свою ношу в приют, под конец условившись выдать остальным минимум информации. А именно: по визору Роман видел сообщение о том, что на Казантипской энергостанции приключились какие-то безобидные неполадки, из-за которых пришлось ее временно остановить. А потом у визора сели аккумуляторы.

Посреди ночи я ничего предпринимать не собирался. Узнал только, что мой отец покинул приют два дня назад. И что дамы, с которой он приезжал, во время его отъезда с ним не было.

Я обсушился у камина. Съел кусок полусырой говядины, кое-как зажаренной на угольях. И, наслушавшись бредовой трепотни гражданских, отправился спать.

Утро я начал со скандала.

— Вот мое удостоверение! Вот моя боевая медаль! Лыжи и лыжные ботинки — я больше ничего не прошу! Я готов заплатить, в конце концов!

Хозяин гостиницы оставался непреклонен:

— Я повторяю: у нас нет лыж. А тем более — ботинок.

— И радиостанции у вас нет?

— Только терминал СВЧ-стандарта. Но он, увы, все еще не заработал.

— Но как же у вас может не быть лыж?! На чем вы тут всю зиму ходите?!

— Мы не ходим. Мы вызываем аэротакси. Через СВЧ-терминал.

— А ваши постояльцы?! Разве они не ходят на лыжах?!

Хозяин не выдержал:

— Молодой человек! Не знаю, как где, но в мой приют люди приезжают не за тем, чтобы таскать свою задницу по горам! Здесь трахаются! Ясно вам?! Трахаются!

— А что, на лыжах — тоже романтично… — сдался я. — Извините мою резкость, но мне нужно срочно попасть в Алушту. Что вы мне посоветуете?

— Умнее всего — дождаться включения электричества и вызвать аэротакси. Но если вам так уж не терпится, попробуйте сходить к «Братцу Кролику». У Эллы, это хозяйка, кажется, были лыжи. А может, санки.

Роман со мной идти наотрез отказался. «Ты военнослужащий — вот и топай, — сказал он. — А мне тут нравится. Темнота — друг не только молодежи. У меня тут кое-что с одной женщинкой вроде склеилось. Так что — до свидания и удачи!»

«Удачи и тебе», — сказал я и пошел через заснеженный буковый лес в соседний приют, размышляя над тем, что профилирующее направление сервиса в приюте «Братец Лис» было указано его хозяином удивительно точно. Один я, как всегда, романтик. И от проституток отказался, и в Балаклаве всех симпотных студенток проморгал…

Вот и «Братец Кролик». Почти точная копия «Лиса», только нормальные ступеньки с нормальной лестницей там все-таки сыскались.

Ожидаемого кролика с ошейником у входа не оказалось. (Наш лис, кстати, тоже за ночь так и не объявился.)

Я открыл незапертую дверь и нос к носу столкнулся с заплаканной женщиной в енотовой шубе. Что-то подсказало мне, что передо мной хозяйка гостиницы, Элла.

— Вы его… не видели? — дрожащим голоском спросила она.

— Кого?

— Лапочку мою… беленькую…

— Кролика? — догадался я. — В ошейнике?

— Видели?! — встрепенулась она.

— Увы, нет. Просто предположил.

— Как же вы могли… предположить? — Элла высморкалась. — Если… не видели?

— Я из соседнего приюта. Там был лис. Тоже в ошейнике.

— Ах, ну да…

— А давно он исчез?

— Со вчерашнего вечера нет… Ума не приложу, как это возможно?! Я звала его по радио… он не отвечал… А потом исчез этот дурацкий свет…

«Вот чертовщина… Лис… Кролик… — что-то эти зверушки мне совсем перестали нравиться. — Нет зверушек… Нет света… Нет связи… А что, если?..»

У меня возникла идея. Совершенно безумная. Настолько безумная, что могла оказаться правдой.

— Скажите… — Я сделал паузу, соображая, как бы поделикатнее спросить. — А вот ваш кролик… Он ведь был говорящий?

— Конечно!

— То есть дрессированный и говорящий? У него был свой речевой синтезатор, да?

— Да! Да! Да какая вам разница?!.. Пропал мой беленький — Элла готовилась разреветься с новой силой.

— Спокойно. Спокойно. Перед вами — представитель вооруженных сил. Вы, наверное, еще не знаете, что в стране объявлена мобилизация?

— Что?

— Мобилизация. А это значит: угрожаемый период. А это, в свою очередь, значит, что все гражданские лица должны военным всемерно содействовать. Например, спокойно и внятно отвечать на их вопросы. Ясно?!

Глаза у меня, наверное, были недобрые. Что и подействовало на Эллу отрезвляюще.

— Ясно… товарищ.

— Отлично. В таком случае вопрос: лыжи есть?

— Д-да.

— Лыжные ботинки?

— Да.

— Откуда взялся ваш кролик? Где и когда вы его купили?

— Год назад. У одной фирмы.

— У какой?

— Да есть в Симферополе одна… «Инофауна»… Торговала всякими импортными диковинами для нашего бизнеса…

— Импортными?

— Ну, инопланетными. Чучела экзотических рыб, террариумные зверюги, растения с других планет… Лицензия у них была! Вы не подумайте! Все — после карантина и контроля! Дорогущее — жуть!

— Кролик — инопланетный?

— Д-да. То есть он — обычный кролик. Но — акселированный и с имплантом…

«Акселерированный. С имплантатом», — мысленно поправил я Эллу, но перебивать не стал.

— Их привезли с какой-то планеты… И лисичек… И оленей… Потешных таких… Привезли их… Сейчас вспомню… С планеты… Асура?

— Ардвисура?

— Точно!

«Ардвисура! — Я чуть не упал. — Клонская планета! Клонский кролик!.. Да-а-а, не за курорты ордена дают!.. И не одни только курорты у них там, на Ардвисуре!.. Но неужели же… Не-у-же-ли?!.»

— И много их купили?

— А вы бы говорящую зверушку не купили? Дорогие они были — жуть! Но многие хозяева гостиниц, ночных клубов, ресторанов раскошелились. Это же самый писк! Мы с соседом даже вывески под своих зверей сменили. Раньше мой приют назывался «У Эллы», а его — «Горный парадиз».

— Спасибо за сотрудничество, Элла. А теперь слушайте. Я беру у вас лыжи и лыжные ботинки. Оставляю вам в залог двести терро, хотя мог бы этого и не делать. И даю два совета. Первый: поскольку электричества еще долго не будет, рекомендую вам и вашим постояльцам сходить за дровами. Второй: если появится ваш братец кролик, или братец лис, или какой-нибудь олененок, медвежонок, кабанчик в ошейнике, — пристрелите его! Я знаю — у хозяев гостиниц обычно есть хотя бы пистолет. Немедленно пускайте его в ход!..

— Но почему?!.

— Элла, вы мне не поверите. Но вы должны поверить. Эти зверушки могут взорвать ваш приют к чертовой матери. Вместе с вами.

— Как?!

— Вы не поймете. Слушайте окончание моего второго совета. Убитого зверька постарайтесь сохранить. Главное — сохраните ошейник. И при первой же встрече с военными отдайте им со словами: «Проведите экспертизу ошейника на наличие скрытого контура управления». Вы запомните или вам написать?

Выборочная память. Выборочное зрение. Мы видим то, что хотим видеть. А то, что кажется маловажным, скучным, бессмысленным, проваливается на дно памяти.

Кажется, оттуда уже нет возврата? Ничего подобного. Событие-детонатор может взорвать лед на озере отложенных воспоминаний. И порою оттуда лезет такое…

Когда я вылетал из Мурманска в Симферополь, команда смуглолицых спортсменов стояла в очереди на минский рейс. Клоны направлялись на чемпионат Российской Директории по хоккею. Правда странно? Чемпионат — российский, а на него спортсмены аж из Конкордии прилетели. Зачем? Визит дружбы? Товарищеский матч с победителями турнира?

Или вот, когда я был в Ялте, по набережной мимо меня прошла парочка средних лет, тихонько переговариваясь на фарси. Судя по лицам — типичные демы из Хосрова.

Интересно, на каких работах хосровские демы зарабатывают себе на отдых в Крыму? На материализации Абсолютной Чистоты?

Вспомнился лимузин с дипломатическими номерами, виденный мною в Судаке. Из него вышла умопомрачительно стройная высокая женщина с плоским чемоданчиком. Из-под ее пальто выглядывало длинное, до самых щиколоток платье. Такие ни с чем не спутаешь. Такие носят только заотары. Что было у нее в чемоданчике? Смена белья и косметичка? Походно-полевой алтарь огня? Или?..

Наконец, «встаньки» из нашей Академии! Что учудили-то, а?

На лето они, как и я, остались в Академии. Только я пахал в космопорту, а клоны продолжали зубрежку.

В октябре все клонские кадеты с четвертого курса добились, чтобы у них приняли зимнюю сессию экстерном. И успешно сдали все экзамены!

А в конце декабря они столь же успешно и тоже экстерном сдали летнюю сессию — в счет еще не наступившего тогда 2622 года! И когда я покупал билеты в Симферополь, эти ребята уже получили дипломы об окончании СВКА, собрали пожитки и отбыли на Вэртрагну, принимать в своем военном ведомстве офицерские патенты!

К чему такая спешка? Я понимаю: усердие, любовь к знаниям… Узнай сегодня больше, чем знал вчера! И все-таки не прямой ли приказ Родины стоял за клонским рвением?

Зверушки эти проклятые, переделанные клонскими биотехниками на Ардвисуре… Ведь надо же было, черт побери, запретить их производство в Объединенных Нациях, но оставить в законах лазейки для импорта этой дряни из Конкордии!

— Да поймите же, кадет, здесь у меня не Генеральный штаб! Повторяю: мы знаем не больше вашего! Совет Директоров еще не дал официальной оценки происходящему! Никаких приказов, кроме тех, которые содержатся в Желтом Пакете, мы не получили!

Глаза у капитана Лемзенко, заместителя начальника алуштинского мобпункта, были красные. И сам он был красный, как вареный рак.

— Товарищ капитан! Но это же просто! Поделитесь моими соображениями с начальством! Откуда мы знаем, сколько еще диверсий запланировано?! Может быть, многие из них удастся предотвратить!

— Не сейте панику, кадет! Кстати, покажите-ка еще раз документы. Как, вы говорите, попали на наш мобилизационный пункт?

На мобилизационный пункт я попал вот как. За шесть часов я добрался от «Братца Кролика» до трассы Алушта—Симферополь. Снял лыжи с ботинками, оставил их в сугробе у обочины. Потом я обул кроссовки и трусцой направился вниз, в Алушту.

На дороге было пустынно. Один раз у меня проверил документы усиленный патруль МИТРАНа — милиции транспортного надзора. Удивительно, но старший сержант, начальник патруля, не смог сообщить мне никаких новостей.

Да, по сетям военной связи объявлены угрожаемый период, чрезвычайное положение и мобилизация. Да, были взрывы на космодромах, подстанциях, ретрансляторах, водоопреснительных узлах. Нет, гражданская связь в Крыму не восстановлена. Нет, виновники не названы. Нет, во всех визорах пустые синие экраны. Нет, подвезти не можем, не имеем права оставить вверенный участок. Подождите пять часов, приедет смена и тогда… Я потопал по дороге вниз. В Крыму в январе вечереет очень рано. Однако быстро наступающая темнота не помешала мне разглядеть две огромные шапки дыма: на востоке и на западе. Судя по всему, над Керчью и над Массандрой.

Наконец меня догнала колонна громадных пожарных машин с белой трафаретной надписью «Херсон-Пассажирский». Их послали сюда, за тридевять земель, с херсонского космодрома тушить пожары в Массандре. Кроме этого, несколько цистерн везли пресную воду, доставка которой прекратилась по всему южному берегу Крыма.

Увидев на мне военную форму, пожарники милостиво остановились и подбросили меня до Алушты. От них я тоже не узнал ничего путного.

В Алуште было темно и так же безлюдно, как на трассе. Все сидели по домам и гостиницам, подчиняясь приказу о чрезвычайном положении. Улицы патрулировались МИТРАНом и какими-то солдатами-перестарками. У милиционеров было табельное оружие, солдаты довольствовались охотничьими ружьями и железными прутьями.

Полноценной комендатуры в Алуште не было — только мобпункт. У патрулей я выспросил его адрес и вскоре предстал пред красны очи Лемзенко.

— Товарищ капитан, как вы не понимаете? Это же война!

— Это не война, а угрожаемый период, — отрезал капитан. — Была бы война — нам уже объявили бы!

— Хорошо. — Я вздохнул. — Пусть будет угрожаемый период. В вашем Желтом Пакете написано, что делать в этом случае бедному сироте из Северной Военно-Космической Академии?

— Ирония неуместна. Вы должны немедленно отправиться в расположение вашей части. В данном случае — в Академию. А я должен оказать вам всемерное содействие.

— Очень хорошо. В таком случае — оказывайте, товарищ капитан!

— Вы, видели толпу солдат и офицеров во дворе? Все такие же как вы, отпускники. Думаете, им не хочется в свои части?..

Тут в его кабинет без стука влетел какой-то майор. Видимо, начальник мобпункта.

— Ваня, только что, из Москвы… Открывай Красный Пакет… Война!

В неприкосновенных контейнерах дипломатической почты…

В тайниках коммерческих транспортов…

В секретных отделениях люксогеновых цистерн…

В карманах и багаже, в виде безобидных авторучек, зажигалок и брелоков…

Клоны провозили на Землю диверсионное оружие. Оружие террора и хаоса.

Спортивные делегации и туристы, оркестры народных инструментов и самодеятельные хоры, дипломаты и стажеры, проклятущие лисы и кролики (зоозомби, как их впоследствии назвали) — все они были солдатами первого удара, которые девятого января, в один час тридцать минут по универсальному времени, начали по всей Земле операцию «Затмение» — часть стратегического плана «Исфандияр».

Причем — горжусь Россией! — именно наша Директория была сочтена самой мощной и опасной. А потому время начала операции было подобрано так, чтобы «Затмение» у нас, во-первых, совпало с крупным религиозным праздником, и, во-вторых, началось с наступлением темноты. Что, конечно, гарантировало и успех большинства диверсий, и многократное усиление психологического эффекта.

Страна была шокирована происшедшим. После официального объявления войны и обращения Совета Директоров к народу России шок только усилился.

Поэтому путешествие из Алушты на Новую Землю, которое раньше можно было совершить часа за полтора, заняло у меня двое суток.

В ночь на девятое отлично подготовленные клонские пилоты (поднявшиеся на борт, разумеется, инкогнито — в том числе и с паспортами граждан Объединенных Наций!) захватили множество пассажирских флуггеров и направили их на различные цели. В Крыму атаками камикадзе был уничтожен Симферопольский медиацентр (вместе с кучей ретрансляторов) и сильно повреждены два космодрома.

Опасаясь дальнейшего применения этой тактики, спешно учрежденный Совет Обороны отменил одним махом все пассажирские рейсы в России. Ждать, когда пассажирские флуггеры вновь взлетят и начнут по мобплану бесплатно возить военных, я не мог.

Поэтому сначала я в компании трех танкистов, одного зенитчика и двух пехотных сержантов на борту мобилизованного аэротакси добрался до Симферополя.

Пролетая над Ангарским перевалом, мы наблюдали очередную невеселую картину: дорога была перегорожена поваленными деревьями, перед которыми горели две милицейские машины.

Как я потом узнал, та часть клонской агентуры, которая не погибла во время ночных диверсий девятого, разбежалась по горам и продолжала партизанскую войну на нашей же территории! Конечно, за ближайшие две недели их всех перестреляли (в плен почти никто не сдался), но шуму они наделали много.

Главное, их дерзкие налеты словно бы говорили землянам: глядите, даже ваша центральная планета погружается в хаос. А теперь представьте, что же творится на вашей галактической периферии!

Кстати, это мне еще крупно повезло — причем дважды. Блуждающие клонские диверсанты запросто могли ухлопать меня, пока я спускался на лыжах из «Братца Кролика» и топал по дороге в Алушту. А второй раз, когда мы глядели из аэротакси на горящие милицейские машины и обсуждали, не стоит ли рядом с ними приземлиться, нас было проще простого достать ракетой переносного зенитного комплекса! (А такие штучки у диверсантов имелись — из заблаговременно подготовленных дипломатической резидентурой тайников в горах.)

В Симферополе я застал частичную эвакуацию. Это был еще один деморализующий фактор «разбойного нападения шайки конкордианских варваров» — как метко, хотя и несколько односторонне охарактеризовал Совет Обороны блистательный по замыслу и, увы, безупречный по исполнению дебют Конкордии в той войне.

Уже вечером десятого в штабах поняли, что пронырливый зоозомби, повинуясь командам скрытого контура управления, может взять из тайника мину размером с пачку сигарет, укрепить ее, где предусмотрено программой, и активировать часовой механизм тычком носа. После чего летит к чертям силовая подстанция, кабель, водопроводная труба. Как видите, не один я был такой умный.

Но в отличие от меня генералы мыслили масштабнее. А если зоозомби используют химическое оружие? Ведь есть такие яды, ста граммов которых хватит, чтобы уложить в сыру землю целый город! Яд может быть порошком — тогда его нужно подсыпать в сеть городского водоснабжения. Может быть летучим соединением: тогда достаточно разбить небольшой флакон на центральной площади города.

А сибирская язва? А чума-Л (штамм с планеты Лючия)? А дифтерия-Т (трайтаонская)?

А вот еще одна перспектива, не лучше предыдущих: старые проверенные термоядерные бомбы.

Правда, термоядерный фугас не провезешь в контейнере дипломатической почты. И не закопаешь так вот запросто где-нибудь в окрестностях Киева или Москвы. Однако вся беда в том, что операция «Затмение» проходила не только на Земле, но и в космосе.

Все торговые и пассажирские корабли Конкордии, находившиеся в Солнечной системе к началу девятого января, оказались вооруженными рейдерами. В первые же минуты войны из раскрывшихся транспортных отсеков и люков в фальшивых надстройках выскользнули многотонные черные рыбины. Прежде чем на орбитальных крепостях успели сообразить, что происходит, над нашей системой противокосмической обороны разразилась ракетная гроза.

Ракетные удары были нанесены по антеннам дальней связи и батареям большого радиуса действия. В космическом щите Земли были пробиты бреши. Залатать их за день или два было невозможно. В любую минуту из Х-матрицы, следуя дорожкой, проторенной ряжеными «купцами», могли выйти полновесные линкоры. И ударить по нашим городам не конвенциональными силумитовыми, а термоядерными ракетами.

— Да иди ты, — отмахнулся Коля. — Ты же знаешь, что атомное и субатомное оружие применить невозможно. На спутниках космического контроля сразу же сработают детекторы, а излучатели системы «Nigredo» за две секунды раскроют над любым регионом противоатомный зонтик. И все атомные боезаряды превратятся в безобидный свинец!

— Как же, как же! «Алхимик космической эры»! «Чудо-поле»! Я даже наизусть помню тот абзац учебника. «В 2115 году новый Колумб физики, профессор Белградского университета Данко Липич, автор Великого Закона Супергравитации, вместе с учениками рассчитал и создал первую экспериментальную установку дистанционной трансмутации. Затратив энергию, достаточную для того, чтобы вскипятить все Адриатическое море, профессор Липич, не выходя из своей лаборатории, превратил пять граммов урана, находящиеся в бронированном помещении на дне заброшенной шахты, в пять граммов свинца».

— Вот именно, Саша, вот именно. И уж кому, как не нам с тобой, знать, что в 2309 году излучатели Липича были наконец доведены до ума и поставлены на боевое дежурство. Поэтому уж чего-чего, а ядерных атак можно не бояться!

— Да я уже ничего не боюсь. Скорее бы в бой — а там все равно. Как видишь, я оптимист. А вот генералы — пессимисты. Так что эвакуация Симферополя проводилась прямо у меня на глазах.

Дело было уже двенадцатого, в Академии. Мы с Колей делились новостями. Я рассказывал, как тащился на перекладных из Алушты. А он — как мобилизовал родительскую летающую дачу и пытался добраться на ней из Валдая в Мурманск.

При этом Коля не знал о запрете на полеты персонального транспорта. И когда какая-то бронеколонна в районе Петрозаводска открыла по нему беглый зенитный огонь, он принял ее за конкордианских десантников на отечественной технике.

Потом он долго уговаривал коменданта Мурманска поднять по тревоге ближайшую эскадрилью, чтобы разгромить супостата на марше. За дезинформацию и паникерство его хотели судить военным трибуналом. Но он сбежал (во дает!) и, прибившись к компании каких-то звездолетчиков, благополучно приплыл с ними на морской терминал Колчака.

— Хм, а в Мурманске, кажется, эвакуации не было.

— На севере, я смотрю, вообще порядка больше. Впрочем, и в Крыму, если так подумать… Понимаешь, что меня удивило… Эвакопункты в Симфере были развернуты так четко, словно бы тамошняя комендатура только того и ждала. Вот что странно! На каждом перекрестке как из-под земли выросла большая палатка. Там стояли строгие девушки и юноши с повязками «Территориальная оборона». И всем выдавали сухпай, аптечку, резиновые перчатки, респиратор, тампоны с антидотом, фонарик и еще, кажется, схему маршрута эвакуации.

— Да? Тебя это удивляет? — насмешливо спросил Коля. — А это не удивляет?

Он ткнул пальцем в плакат на стене.

Плакаты эти появились в Академии повсюду. Их же, кажется, я видел в Каховке, где ожидал военного транспортника до Москвы.

Плакат был такой: прямо на зрителя, будто бы конь, встающий на дыбы, прет огромный танк Т-10 российского производства. Под его гусеницами — раздавленный танк врага. Какого врага легко догадаться, ведь во все стороны разбегаются солдаты в клонских мундирах с совершенно одинаковыми и притом очень неприятными лицами. (Типичная художественная гипербола: на клонах — именно парадные мундиры, какие у них носит, кажется, только Первый Народный кавполк.)

Над танком летят наши флуггеры, а надо всем этим еще и аллегория: российский орел когтит перепуганного, ревущего крылатого быка.

И бодренькая надпись: «Орел мух не ловит».

— Ладно, полиграфия у нас оперативная. Но художники какие шустрые оказались, а? И сюжет игривый такой, победный, — продолжал Коля. — А ведь только позавчера признали, что война началась. Тут бы что-нибудь вроде «Защити колыбель цивилизации!» или «Стоим насмерть!» — а то на плакате мы уже войну выиграли и веселимся. Ха-ха-ха, орел бычка поймал, хи-хи-хи, он мух не ловит…

На общем собрании Академии первым говорил контр-адмирал Туровский. Говорил не по существу, зато мало. Козырными словами были: временное, сплотиться и крушить.

Коварное, неспровоцированное нападение. Разбойное. Хуже татарина. Шайка конкордианских варваров.

Временное овладение инициативой. Временные успехи противника. Сплотиться под знаменами. Сокрушительный отпор. Временные трудности. Крушить врага везде. Покоя ни днем, ни ночью.

Будет с позором изгнан. Сокрушен. Сплоченными.

Затем, как начальник крупнейшего факультета и старший по званию, выступил Федюнин. Тоже, слава Богу, коротко. И — чудо! — почти по существу.

Введена военная цензура. Трибуналы. Расширены полномочия осназа и контрразведки. Все каналы транслируют только то, что разрешено пресс-центром Совета Обороны. Перлюстрация переписки.

Никаких разговорчиков. Ни малейшего намека на пораженческие настроения. Обо всем сразу же докладывать старшему командиру. В ваших же интересах.

Теперь — закрытая информация. Для своих.

Тяжелые бои по всей периферии. Конкордианские десанты на пяти планетах. Полностью потеряна связь с тремя из них. Два крупных эскадренных сражения. Нанесен значительный урон превосходящим силам противника. Обе эскадры отведены в тыл на переформирование.

— Ну и самое главное. То, что касается непосредственно вас. — Федюнин, мастер всех и всяческих интригующих пауз, замолчал, дожидаясь, когда в зале воцарится абсолютная, гробовая тишина. — Кадетов двух первых курсов пока что решено доучивать. Правда, по ускоренной программе. Третий курс получает распределение на флот сразу после сдачи зимней сессии. Командование обещает выдать вам лейтенантские звезды после первого же боя. Четвертому курсу зимняя сессия засчитывается автоматически, прямо сейчас. Завтра кадеты четвертого курса получат офицерские патенты, парадное оружие, погоны и форму. После чего поступают в распоряжение главкома военного флота России.

— Ура! — выкрикнул Переверзев.

И тут — честное слово, в едином порыве, не сговариваясь, не ради хорошего пропагандистского кадра — мы бешено зааплодировали и заревели, как буйволы:

— Уррра! Ураааа! УРААААА!