Егор Холмогоров. 10 книг, которые меня изменили
Получил в фейсбуке эстафету-флешмоб про 10 книг, которые меня изменили. Хотя, конечно, создав этот сайт, который весь про книги, которые меня изменили и как-то повлияли — мне сложно выдумать десяток. Многие из книг, которые я не назвал — ничуть не менее важны, чем книги, которые я назвал. Мало того, пиши я этот список в другой момент и в другом настроении, часть списка была бы иной. Но, тем не менее…
1. Анатолий Митяев. «Книга будущих командиров».
Книга в далеком детстве сформировавшая моё рамочное мировосприятие и основные вкусы — античность, военная история. Очень удачно в ней было то, что русские герои — Святослав, Владимир Мономах, Дмитрий Донской, чрезвычайно удачно уравнивались с античными — Мильтиадом, Ганнибалом, Цезарем. Вот это переживание единства героического пространства оказалось для меня крайне значимым. А «Книга будущих адмиралов» еще и привила особую любовь к флоту. Из нее, кстати, я впервые узнал фамилию адмирала Горшкова.
2. В.Г. Трухановский. «Уинстон Черчилль».
Вместе с книгой Н.Н. Молчанова «Генерал де Голль» эта биография сформировала определенные представления о политике и политической карьере. О том когда и как надо делать выбор и как и чем ты за это платишь. Особенно мне интересно было читать о молодом Черчилле и о том как манеры «двоечника» в детстве не помешали ему стать ни блестящим стилистом, ни одаренным историком и мемуаристом. Соединение политических и исторических занятий — это то, что меня всегда в Черчилле очень привлекало. Понимание того, что стать Черчиллем возможно только если родился в семье герцога Мальборо пришло к мне лишь гораздо позднее.
3. Фернан Бродель. «Игры обмена».
Перед нами книгой помахали на одном из уроков в 10 классе, моя одноклассница добыла её в библиотеке, а я у нее выпросил на одну ночь и прочел примерно полтома, хотя под конец уже падал от желания спать. Книга сформировала моё глобальное видение истории, а местами, пожалуй, и чувство стиля. Некоторые фрагменты я помню до сих пор практически наизусть. Если другие читали о далеких странах, загадочных кладах, таинственных приключениях, то я столь же завороженно читал о длинных исторических трендах, о связях между удаленными рынками, о корабельных соснах, посаженных прозорливым Кольбером в XVII веке. В XIX веке они выросли и должны были дать Франции отличный мачтовый лес. Кто же знал, что к тому моменту пар заменит ветер….
4. Прот. Георгий Флоровский. «Восточные отцы IV века». «Восточные отцы V-VIII веков».
Флоровский сформировал моё догматическое и философское сознание. Это строгая византийская ортодоксия совершенно чуждая популярных на русской почве фантазий о «всеединстве» (разгромленных им в «Путях русского богословия») . Для Флоровского характерны Христоцентризм, персонализм, интерес к индивидуальному, ипостасному, историческому, уникальному, неприятие любых построений из серии «это есть то». Флоровский дал мне подходы к пониманию Максима Исповедника. Сравнимое влияние оказал только Несмелов со своей «Наукой о человеке», но, пожалуй, Несмелова я еще до конца так и не понял. Величию Флоровского-догматиста я отдал дань, инициировав издание тома его работ «Догмат и история».
5. К.С. Льюис. «Письма Баламута».
Про Честертона я не могу сказать, что он «изменил» меня. Напротив. Он меня утвердил и подтвердил своей спокойной любовью к ортодоксии. Напротив, Льюис своей метафизической сатирой произвел во мне неожиданный поворот. Я начал воспринимать бесов всерьез. Не уверен, что Льюис сам относился к этому настолько буквально и не считал «наставления беса» литературным приемом. Но я воспринял это абсолютно в лоб и Льюис взорвал в моем сознании декартовский принцип Cogito. Я задал вопрос: «А я ли мыслю?». Тот самый вопрос, на который должен непрерывно отвечать себе христианин, да и любой мыслящий человек. Только ответив на него можно переходить к любому кантианству и любой гносеологии, особенно с учетом того, что в большинстве случаев ответ окажется отрицательным.
6. И.М. Концевич. «Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси».
Небольшая, но удивительно яркая книга ученика последних оптинских старцев дала мне совершенно иную перспективу понимания русской истории — как истории Святости, её возрастания в одни эпохи и умаления в другие. Подсчеты Концевичем статистики святых в тот или иной век увлекли меня мыслью воспринимать русскую цивилизацию как «индустрию святости», не вполне покинувшую меня и до сих пор. Вместе с термином «аппаратура спасения» введенным о. Константином (Зайцевым) — это составило основу моего понимания русской истории, русской культуры и русских целей как институционализации умножения числа святых и создания средств защиты от вероотступничества и грехопадения.
7. Ф.М. Достоевский. «Идиот».
Из всех романов Достоевского именно «Идиот» самый совершенный в литературном отношении, хотя промучился с ним ФМ дольше всего в совершенно адских условиях. Но изменил он меня разумеется не этим, а заложенной в нем мощнейшей идеей о достоинстве человека. Самой важной из идей Достоевского, наряду с принципом слезинки ребенка. Эта очень важная идея Достоевского: человеческое достоинство сохраняется и в грязи, и в унижении, и во лжи. Не так что «вот пьяный валяется в канаве, а на самом деле он Человек». Нет. Именно в тот момент, когда он валяется в канаве — он человек и Человек тоже, нравится вам это или нет. Изумительно просто и изящно это показано в сцене с «исповедью Келлера». Жулик приходит занять у Мышкина денег под свою жизненную исповедь, а тот это понимает и так просто об этом говорит и дает, как бы совершенно игнорируя нравственное ничтожество Келлера. Удивительная способность Мышкина видеть и быть деликатным с человеческим достоинством даже в момент отвратительной низости человека — это такая тонкая нравственная тема, к которой даже прикоснуться никому кроме Достоевского не удалось.
8. Константин Крылов. «Поведение».
«Четвертая этическая система» Крылова — «никто не должен поступать со мной так, как я не поступаю с ним» очень серьезно помогла выработке моего характера, по молодости очень мягкого, уступчивого и инфантильного. Я, конечно, никогда не стал в полном смысле человеком 4 системы, хотя бы потому, что на христианине тут лежат определенные ограничения. Но, конечно, установка на «не позволять обращаться с собой…» серьезно укрепила мой характер и резко увеличила мою личную эффективность. В теоретическом плане за Крыловским «Севером» несомненно будущее и пока даже его «хронологические» прогнозы удивительно точно сбываются. В связи с чем очень хочется дожить до 2025 года и посмотреть как оно будт.
9. Карл Поланьи. «Великая Трансформация».
Поланьи я обязан решающей ролью в выработке теоретических основ своей антилиберальной философии. Антилиберализм с левых или с консервативно-романтических позиций меня никогда не удовлетворял. А вот введенный Поланьи принцип: экономика не основа общества. а его подчиненная функциональная часть. Люди живут не ради повышения экономической эффективности и институты не должны быть заточены под такую эффективность как самоцель. Всё это — жесточайшая критика им искусственности рыночной экономики, объяснение, что рыночный обмен не является единственной формой экономического взаимодействия — ответило на важнейшие для меня вопросы социальной философии.
10. С.Б. Веселовский. «Исследования по истории опричнины», «Исследования по истории класса служилых землевладельцев».
Веселовскому я обязан полным освобождением от мифологических конструкций «опричности» и связанного с ними противопоставления «хорошего царя и злых бояр». Веселовскому удалось показать, что русская боярская элита — служилое боярство (не путать с боярами-княжатами), была самой надежной опорой русской государственности, что её местничество было формой гарантии от вторжения жуликов-временьщиков. Что Царь Иван расшатал и частично уничтожил традиционный русский строй государства, существенно сузив пространство свободы, безопасности, рациональных политических решений, не достигнув при этом никаких значимых целей. Работы Веселовского отличная прививка от демагогической чрезвычайщины. Ключ к пониманию того, что в России нужно институционализировать право, свободу и здравый смысл, а не создавать очередную ЧК.
Подписка начинается от 1$ — а более щедрым патронам мы еще и раздаем мои книжки, когда они выходят.
Или оформить подписку на платформе Boosty (варианты поддержки от 100 руб)
Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту
4276 3800 5886 3064
или Яндекс-кошелек (Ю-money)
41001239154037
Спасибо вам за вашу поддержку, этот сайт жив только благодаря ей!
1 Comment